Роман Подольный - Легкая рука

— Доктор я. Даже член-корреспондент, — физик дернул плечом.

Обиделся, подумал я. Хвастать начал. Сделаю вид, что поверил ему.

— Ну, что же стряслось? Расскажите… Если не секрет.

— Какой там секрет! И сейчас все мои знают, кто хочет знать, а скоро даже те, кто не хочет, узнают. Вы меня спросили, не физик ли я. А я ответил: экспериментатор. Какой я физик, пусть другие скажут, но экспериментатор хороший. Хороший!

Он выбросил на стол руки — огромные, красные, в веревках, бечевках и нитках вен.

— Меня не голова вывела в физики, а вот эти две пятерни. Стекло, металл, дерево, пластмасса — со всем могу работать. Ухаживал аспирантом за микро-биологичкой, делал ей стеклянные трубки сверхтонкие… До сих пор, кроме одного японца, никто таких не сотворит. И на сотрудников не пожалуешься. В лабораторию к себе набрал мастеров первого класса, условия для них выбил, настоящие ребята.

Хвастает. А голос — унылый.

— Что же вас тут огорчает?

Сразу он не ответил. Помолчали.

— Ладно. Попробую рассказать. Решите, наверное, что у меня мания величия. Но психиатров не вызывайте. Сам к ним ездил. Еще в прошлом году. Впрочем, началось все лет восемь назад. Помните, может быть, один француз опубликовал сообщение: обнаружил он частицы, движущиеся быстрее света.

— Как же! Во всех газетах было. Потом, правда, выяснилось, что он напутал.

— Да. Метафотоны закрыли. Я закрыл.

— Вы?

— Ага. Очень был доволен. Доктором стал. Никак мне не давали до этого защищаться. Чего ж, говорили, на отрицательных результатах за степенью лезешь. Понимаете, слава у меня дурная. Студент один даже кличку приклеил: губитель гипотез. Выдвинут теоретики что-нибудь этакое, позаковыристей, а я их — с неба на землю.

Слышали про кварки? Ох, была заварушка! Американцы их на Солнце нашли, англичане в морской воде, австралийцы в космических лучах выловили.

Теоретики предсказали: элементарные частицы должны из сверхэлементарных состоять. Назвали эти сверхэлементарные кварками, рассказали нам, какие они, и стали экспериментаторы работать.

Я составил план эксперимента — и в Канаду, международный семинар проводить. Бросил опыт на Скруплева. Хороший физик. Даже экспериментатор хороший.

Через две недели телеграмма от него — кварки в каменном угле нашел. И американцы радуют — на Солнце их обнаружили. Японцы — те в космических лучах кварки нашли, австралийцы — в морской воде… Радость! К Нобелевской премии примериваемся, Государственную в уме держим. Возвращаюсь. Ставлю со Скруплевым повторную серию. Что за черт?! Нет кварков. Третью ставлю. Опять ничего. Скруплев на себе волосы рвет. Коллеги просто ничего не понимают. Публикуем результаты. И тут начинается: японцы насчет космических лучей извиняются. Американцы говорят, что неправильно линии солнечного спектра интерпретировали. Австралийцы — те долго молчали Пока итальянцы их опыт не повторили. Нет кварков, и все тут!

Теоретики на дыбы. Уж чересчур им мир из кварков нравился. Потом передумали. Есть кварки, говорят, только другие. И выдают нам описание.

Знаете, слон на буйвола больше похож, чем новые кварки — на старые. Хоть бы имя сменили, что ли. Ладно. Ищем — и этих нет. Тут новую сверхсенсацию подбрасывают из Кембриджа — опровергли они на опыте одно предсказание Эйнштейна. Проверяю: Эйнштейн прав.

Австриец предположил, что намагниченное тело тяжелее себя ненамагниченного. Мура оказалась.

Наш физик что-то в том же роде нашел — я и его опровергаю.

Губитель гипотез, одно слово. На капустнике студент один под меня вырядился, корону напялил и картонку на грудь — “король отрицательного результата”. Вот как!

— А что вас здесь огорчает?

— Сначала — только то и печалило, что отрицательный результат неэффектно выглядит. Представьте: за открытие кварков и Нобелевскую не жалко. А за закрытие? Опыт же, между прочим, один, только результат разный, а он ведь не от меня — от природы зависит.

— И из-за этого вы хотите бросить физику?

— Не хочу. И не из-за этого. Но вот представьте, звонит мне Хишмэн из Оксфорда…

— Ого!

— Слышали, значит. Звонит, извиняется ужасно — и просит его опыта последнего не повторять. Суеверный он, мол.

Я от души рассмеялся:

— Ну, вам я настроения не подниму, но мне-то вы его подняли, Виктор. Вот Хишмэн-то, а?

— Не смейтесь. Рановато. Видите ли, я ему не сказал, но уже поставил один эксперимент. К его опыту он прямого отношения не имел, да и начат был года на три раньше.