Андрэ Нортон - Нет ночи без звезд

Взошла луна, как будто в небо бросили золотую римскую монету. И вот где-то далеко началось что-то вначале неразличимое. Внутреннее чувство Мерлина ощутило сначала лишь лёгкую вибрацию земли и воздуха. Она становилась все сильнее, пока он наконец не услышал.

Пение, от которого волосы вставали дыбом, заставило сильнее биться сердце. Он знал слова Силы и умел ими пользоваться, но эти были чужими для него. Было в этом вопле что-то совершенно чуждое и дикое. Он не мог разобрать ни слова. Древнее пение. В нём ничего не было от Звёздного Народа. Оно шло из молодости Земли, задолго до прилёта кораблей.

Пение перешло в серию резких криков. И Мерлин узнал их.

Под луной шла охота, и он был добычей. У богини, чей символ Нимье несла на груди, тоже имелась своя тёмная сторона. Этой богине люди приносили кровавые жертвы — проливали человеческую кровь. У неё было два лица, у этой богини, и три возраста, и второе лицо обращено ко Тьме. И этого лица люди боялись и старались его умилостивить.

Великая Мать — и Великая Разрушительница человечества!

Но поддаться атавистическому страху значило обречь себя на поражение. Мерлин дважды сглотнул, стараясь унять сердцебиение, собрать силы, которые повиновались ему. Должен быть ответ — и этот ответ не в бегстве. Если он только поддастся страху…

Он покачал головой. Ответ есть! Он таится в подсознании, закрытый сведениями, сообщёнными зеркалом. Но ответ принадлежит этому миру, а не миру зеркала.

Великая Мать и её жрицы, залившие землю кровью человеческой…

Великая Мать и…

Из глубины памяти Мерлин извлёк то, что когда-то говорил ему Лугейд. У Матери был соперник. Позже соперник стал её мужем: Рогатый Бог, которому приносили жертвы охотники. Рогатый Бог… верят ли в него эти жрицы?

Времени для размышлений оставалось мало. Мерлин мог бежать — но вся его натура восставала против этого; к тому же он знал, что тем самым погубит себя, — или оставаться. Придётся обратиться к иллюзии. Она должна быть необыкновенно сильной, потому что ей придётся противостоять силе Матери.

Мерлин встал. Сознательно отключился от криков охотниц. Всмотрелся в себя, надеясь, что не всю энергию истратил в замке на озере. Перед ним не было зеркала, в котором он мог бы проверить иллюзию. Он надеялся лишь на картину в своём сознании.

Теперь преследовательницы были уже так близко, что он мог различить их белые тела среди кустов, развевающиеся волосы. Подобно Нимье, они были обнажены, лишь на шее ожерелье из желудей. И всех возрастов: девушки, едва достигшие зрелости, матроны с свисающими грудями, кормившими детей, старухи, чья кожа казалась высохшей под луной.

Увидев его, они замолчали. На их лицах горела ярость — тёмная сторона их богини. В глазах стояла жажда крови. Мерлин заставил себя не думать ни о чём, только о созданной им защите.

Передовые женщины оказались на расстоянии прыжка, но вдруг они замешкались, в их взглядах мелькнуло удивление. Если его иллюзия подействовала, они видели не мужчину, а тёмную фигуру, увенчанную лунными рогами, — фигуру, в которой не чувствовался страх. Рогатый Охотник не боится ярости богини: ему, как и ей, принадлежит земля и небо.

Предводительница своры, высокая женщина с раскачивающимися грудями, зарычала. Дважды пыталась она дотянуться до него руками, но так и не решилась дотронуться. Остальные чуть отступили, неуверенно переводя взгляды от жрицы к Мерлину.

Он поднял жезл, хотя звёздное стекло не имело против них власти, но с ним он чувствовал себя увереннее, — и заговорил.

— Вы не можете охотиться за мной, женщины Богини.

— Это был не вопрос, а утверждение. — Вы можете призвать землю к ответу, бросить в неё семена, зачать, выносить плод и собрать урожай. Но всё, что живёт на земле, послушно мне. Смотрите!

Жезлом он указал налево. Там стоял, оскалив зубы, огромный волк. Ни один человек ещё не видел такого. Мерлин указал направо: там сидела гигантская кошка с длинными клыками. Волк зарычал, кошка зашипела.

Женщины начали отступать. Но жрица осталась; зубы её сверкнули в оскале, таком же зловещем, как у кошки.

— Охотник, — выплюнула она, — не противься Матери!

— Я не просто охотник, — ответил Мерлин, — я Охотник. Мать знает меня, я её племени. Взгляни на меня, жрица. Я дик, и гнев мой растёт. Служи Матери. Но я не преклоню перед ней колени. Мы равны по силе. Разве не так?

Жрица неохотно склонила голову. Но не отступила.

— Мы охотимся, когда угрожают матери, — настаивала она.