Андрэ Нортон: Ночь масок Звёздное колесо Опасные сны

День выдался на редкость унылый. Земля, небо, здания — всё было окрашено в одни и те же серые безрадостные тона. Ник Колгерн стоял, притулившись, под выступом арки, спасаясь от дождя. Холодный, мелкий, наполняющий воздух хлюпаньем и шуршанием, он был под стать гнетущим мыслям, никак не покидающим его головы. Глаза Ника глядели в пустоту, тонкие пальцы машинально теребили и поглаживали выцветшую, свисающую с худых плеч куртку. Он дрожал от сырости и холода, но по-прежнему не делал ни единого шага к близкой двери. Слишком хорошо знал он, что ожидает его за этой дверью. Тот же серый цвет, только ещё более тусклый, прогнившие нары и звуки дыхания множества людей.

Большие бараки Диппла… Особая зона для бродяг и отребья. Всё, чем мог бы похвастаться обитатель здешних мест, — это право на угол, угол, который нужно было постоянно отбивать и отстаивать. На большее здесь не рассчитывали.

Правая ладонь Ника прикрывала нижнюю часть лица — привычка, которую он давно уже не замечал. Зыбкая защита от чужих взглядов, чужих кулаков. Он прятал то, что располагалось ниже его больших голубовато-зелёных глаз. Заметив людей, входивших во двор, он теснее прижался к стене. Они прошли мимо, хлопнув дверью и не обратив на него никакого внимания.

Моук Варн и Брин Ник. В мире Диппла их по праву считали важными персонами. По праву… Ник поискал более подходящее слово, но не нашёл.

Само собой, все его определения там, за воротами Диппла, не стоили и ломаного гроша. Важными персонами Моук и Брин были только здесь, внутри этих почерневших от сырости стен. Но это были границы его мира, и Ник безропотно принимал Диппл со всеми его законами и оценками в отношении других и в отношении самого себя. И если уж он слыл в этом мире неудачником, то, видимо, так оно и было, а не то, чтобы Моуку или кому-то другому взбрело в голову называть его так.

Впрочем, когда-то не существовало Диппла, не ведали ужасов космической войны. Когда-то, когда-то… Это было то далёкое время, когда маленький мальчик был кем-то другим, совсем другим… Глаза Ника потемнели. Он неотрывно смотрел на косую сетку дождя и продолжал вспоминать. Всё началось с войной. Да, именно тогда разразившиеся беды обдирающей в кровь метлой взмутили и подняли на поверхность, а затем небрежно и грубо смели в смердящую кучу всё самое грязное и никчёмное. Это и стало Дипплом — имеющимся почти на каждой планете местом, где было позволено догнивать в забытьи и нищете, где речь даже не заходила о людях. Они являли собой мёртвое статистическое число, сноску в малочитаемой литературе, факт, о котором в свободном мире старались всячески забыть. Война практически завершилась, но равнодушие с ненавистью, порождённые ею, продолжали жить. Они укрылись под глянцевые красочные слои, научились улыбаться, но при всём том не забывали напоминать о себе. Напоминать ежедневно…

Пальцы Ника плотно прижались к лицу. Загрубевшие шрамы, морщины… Давным давно уже лицо его покрывала маска, что была страшнее всяких кошмаров, и которую ему теперь никогда больше не придётся снять. Десять лет прошло с тех пор, как грузовой корабль попытался спасти маленькую колонию, волею судьбы оказавшуюся в пограничной зоне, контролируемой врагом. Неудачливого спасателя зацепили слепым залпом, заставив рухнуть на бесплодную планету.

Ник до сих пор недоумевал, что же позволило ему выжить, уцелеть в той беде. Как ребёнок с разодранным обожжённым лицом продолжал жить рядом с умирающим? Он продержался до того самого момента, когда, казалось бы ниоткуда, пришло спасение: люди в космической броне, нечаянно заглянувшие в отсек изувеченного корабля, где съёжившимся комком Ник продолжал свою маленькую борьбу между жизнью и смертью. Он помнил тот их приход, окутанный хаосом впечатлений, затуманенный бредом и болью. И ещё был страх. Страх перед неизвестностью, не отпускавший его ни на минуту. Именно тогда в его жизнь и вошёл Диппл. Здесь, на Корваре. Сначала больница, а позднее бараки. Тот самый Диппл, в котором ни на мгновение он не расставался с тоской, с отчаянным чувством одиночества.

Впрочем, иногда он мечтал — да! Он грезил о стране под другим небом и другим солнцем, более тёплом и иного цвета. Но было ли это воспоминанием или только сном? Память хранила лишь разрозненные обрывки блеклой, потянувшейся с момента аварии череды дней.