- А цыганам - пожалела картошку-то! - вспомнили бабы.- У цыгана глаз черен, точно, спортили они твою фатеру! Соломбальский батюшка к тому времени уже помер, и Генкиной матери пришлось призвать на помощь милиционера Кутейкова. И - странное дело: пока Кутейков дремал в комнате, было тихо, а как только он уходил - опять начинался стук, а то вдруг слышался посреди ночи не то чей-то плач, не то дикий хохот... Самый же страх начался, когда Генку с матерью кто-то стал трогать по лицу: вот сидят они ночью, не спят, ждут - и вдруг: будто кто-то ходит, дышит... А потом как холодной слизью по щекам, по лбу - Генка орет, отбивается, мать режет ножом воздух, да разве нечистую силу когда нож брал?
Кутейков дождался как-то свистопляски за сараем и по знаку Генкиной матери вбежал в комнату, запер дверь и громовым голосом сказал: "В случае повторного издевательства нарушающие нервы семьи Захаровых приговариваются к расстрелу с полной конфискацией имущества..." На какое-то время нечисть затихла, но вскоре стало еще хуже, потому что сглаз перекинулся на Генку.
Вот идут они с ребятами по ледовой трояке, на которой расставлены вешки, чтобы не сбиться в пургу, и вдруг что-то загудит, закружит около него, начнет манить куда-то...
- О-ой!!! Опять!.. Ой!.. - верещит Генка и, пригнувшись, несется к вешке, а его уже тянет в сторону, валит с ног... Генка падает, на карачках едва дотягивает до вешки, но и там его кидает, засасывает в пустоту... Ребята подбегут - все стихает...
В школе же Генку порой так трясло, что ребятня от страха пряталась под парты; и учебники его летали, классная руководительница Бородавка только орала да грозила педсоветом... Генка стал слабеть, терять память... Летом мать отвезла его в зверосовхоз к дяде Вите - думала, все-таки тридцать верст от Острова, может, отстанет, зараза... Куда там, Генка совсем очумел, перестал узнавать дядю Витю, двоюродных своих сестренок, а после очередного приступа слег в бреду... Старенький фельдшер не мог сказать диагноз, только выписывал направление в городскую больницу, но не было никакой уверенности, что там смогут что-либо понять в загадочной Генкиной болезни... Шли дни, а Генке становилось все хуже и хуже, и ничто не могло ему помочь...
Мать, просидев у его постели без сна несколько суток, молча собралась и повезла его обратно на остров. Уложив Генку и заперев комнату, поплелась она в Восьмой барак.
- Ну, здрамстуй, подруженька... - проскрипела Лукерья, впуская Генкину мать в комнату. - Давненько не свидывались.. .- Она заквохчала, смеясь, и поцеловала Генкину мать ледяными губами. Та стояла, не шевелясь, пусто глядела в пол...
- Ждала я твоей просьбы, - продолжала Лукерья, садясь на застеленный сундук. - Вчера от на закат петух голос дал, я и подумала - едеть. Да... А ить было времечко... все помню. - Глаза ее закрылись - Не будеть тебе моей подмоги, вот мое слово - ступай, подруженька, с Богом...
- Что было промеж нами - то мой грех! - крикнула в отчаянии Генкина мать, - а дите-то... по-людски прошу, Луша!
Лукерья словно не слышала; помолчав с минуту, стала говорить тихим, ровным голосом.
- Моей власти тут нет, Бога ты прогневила, чем - не ведаю, однако ж Божия то воля, а супротив нее роптать - грех великий Я знам, я роптала. Покарат тебя еще боле Господь за дерзость твою - истинны мои слова, я твою судьбу чую. Нету, подруженька, человечьей воли на земле, одно тырканье. Ступай!
- Нет! - воскликнула Генкина мать. - Луша, спаси! Ты ж сынка свово до жизни вертала - ты умеешь!.. Что мне Божья воля - сына спаси!
- Ступай! - грозно повторила Лукерья. - И не зли меня!. Без толку все это.
- А все ж опробуй! - Генкина мать встала на колени - Луша, весь гнев Божий на себя приму! Неужто нету способа? Неужто нету?.
- Судьбу оммануть захотела? - пронзительно закричала Лукерья - Божьей воли не чтишь? . Что же, пеняй на себя, дура!
- Поможешь, что ль? - не поверила мать.
- Приходьте в полуночь на Тихи болота... - Лукерья вдруг заплакала - Ох, что ж это деетоя-то... И силы моей совсем уже нету. Тропу знаш?.. Сынка-то обряди, да чтоб друг - душа верная с им был...
- Это кто ж? Так ить нету такого! - испугалась мать.
- Е-есть... Да ладны, сам прибегеть. - Лукерья легла и отвернулась к стене. - Ох, зябко... а ты помни: сама этого хотела!
Когда на закате мать уложила Генку в лодку и отчалила, Рыжик разбил окно и кинулся в воду вслед за ними; пришлось подобрать его, чтоб не утоп.
Мать несла Генку на спине; он очнулся и с испугом таращился вокруг - ветки цепляли его за волосы, царапали лицо, будто ведьмы с лешаками тянули корявые руки, звали к себе... Вдруг заросли зашумели, из них появилась скрюченная ведьма. Генка чуть не помер от страха, а Рыжик, заскулил, пустился наутек...
Читать дальше