— Все уже? — спросил Юрий Васильевич у Захара. — Идем по домам.
— А голосование? — спросил Захар. — Да и Афоню поздравить нужно. Ты шутишь — степень получить!
В общежитии научных работников, где Юрий Васильевич получил комнату, было уже тихо. Титан еще шумел, и Юрий Васильевич, попивая горячий чаек с кетой, мысленно вновь переживал очередной день в институте. Был этот день удивительно пестрым. "Прожил, будто во сне, — подумал он. — Люди какие бывают разные. Ганюшкин и Горбунов, Зайцев и Ворона… А завтра воскресенье, как хорошо. Можно пойти на Адун покупаться, говорят, вода еще теплая.
Юрий Васильевич допил чай. «Вымыть или не мыть?» — раздумывал он, поворачивая стакан, как вдруг в дверь постучаяи.
— Кто там? — спросил Юрий Васильевич, подойдя к двери.
— Откройте, — отозвался чей-то знакомый голос. — Свой.
Юрий Васильевич открыл дверь и увидел судебного эксперта, а рядом с ним пожилого милиционера в форме.
— Не спишь? — спросил Федор Никанорович, проходя в комнату. — Это хорошо… Собирайся, пойдешь с нами.
— А куда? Куда так поздно?
— Беда времени не знает, — сказал Федор Никанорович. — Ты ведь сам хотел…
— Что случилось? Я сейчас, сейчас. — Юрий Васильевич торопливо надел пиджак, поискал глазами кепку.
— И случилось, и поможешь мне. Вы познакомьтесь, это мой старый друг. Пострепалов Александр Лазаревич. Товарищи, нужно спешить.
Ночь была безлунная. Редкие фонари двумя гирляндами уходили вдаль, к Адуну. Только третий этаж обкома был все еще освещен. Федор Никаморович, постукивая папочкой, шел впереди, будто указывая дорогу. Милиционер, шурша плащом, шел рядом с Юрием Васильевичем, время от времени затягиваясь папироской. Вот и вход в учебный корпус. Федор Никанорович постучал палкой в дверь, и ее тотчас же распахнули, видимо, их ждали.
— Федор Никанорович пожаловал, значит, будет полный порядок, — радостно заговорил Зайцев, похлопывая неизменным треухом по колену.
В конце коридора, как раз напротив актового зала, где была защита диссертации, помещалась лаборатория нормальной физиологии. Сквозь щель в двери пробивался свет. Дверь открыл высокий студент в сапогах и белом халате не по росту. Из-за его плеча выглядывал Ворона. В длинной и узкой комнате у окна стоял стол, а на нем лежал какой-то человек, удивительно большой, как показалось Юрию Васильевичу. Голова его была запрокинута, рубаха на груди расстегнута, ноги в стоптанных ботинках повернуты носками внутрь. Он, конечно, был мертв, этот человек… Федор Никанорович приподнял руку, и она со стуком опустилась на стол. Юрий Васильевич попятился к входной двери.
— Чем колол, Писаренко? — спросил у студента Федор Никанорович.
— Кофеин, камфору, но все бесполезно, — ответил Писаренко, собирая у стеклянного столика шприц.
— А кто первым вошел? — спросил молчавший до сих пор милиционер, медленно снимая плащ.
— Это ему наш Ворона смерть констатировал, — сказал Зайцев. Ворона молча кивнул головой.
— Так как, Ворона, было дело? — спросил у него Пострепалов и достал планшетку.
— Я тут гулял по коридору, — неуверенно начал Ворона. Но Зайцев его перебил:
— Нюшке мешал зал убирать, Я на этот счет строг, а тут просмотрел.
— Ну, я к двери подошел, — продолжал Ворона, — и слышу; «Ж-ж-ж-ж». Попробовал дверь, а она на запоре. Тут я запах учуял. К Зайцеву в кабинет, а у него как раз суббота, тогда — за комендантом. Открыл комнату, а он уже все. И подойти страшно, потому что крючок от тросика у него за воротник зацеплен и искры сыплются, ж-ж-ж". Синенькие, маленькие. Тогда комендант свет вырубил, а я крючок снял и стал дыхание делать.
— Товарищ Ворона, — спросил Федор Никанорович. — Какой тросик был снят?
Ворона подбежал к аппарату и показал на укрепленную наверху трубку. К ней через блоки подходили тросики, по которым поступало высокое напряжение.
— Высоко, — сказал Федор Никанорович.
— А я стул взял и зацепил, — сказал Ворона.
— А ну, снимите.
Пострепалов, заполнявший листок дознания, поднял голову:
— Напряжение тут какое было?
— Тут до семидесяти тысяч вольт, — сказал Юрий Васильевич.
— Значит, он умер сразу же, — спросил Федор Никанорович.
— Наверное. Это как молния.
— Закопать его надо в землю! — горячо зашептал Вороне Зайцев.
— Темный человек, — сказал ему Ворона.
— Точно я говорю, в землю. А то в это… в как его?
Юрий Васильевич прислушался к спору и вдруг узнал человека на столе: то был Афанасий Петрович.
Читать дальше