Лао Шэ - Записки о Кошачьем городе

Для «защитников» такая система была совсем недурна, а для туземцев? Я невольно обиделся за Больших Скорпионов, но затем подумал: они сами виноваты, что терпят это, не стараются стать сильными и давят своих соплеменников с помощью иностранцев. Уважать можно только достойных людей, а люди-кошки утратили и честь, и совесть – не удивительно, что иностранцы с ними не церемонятся.

После разговоров на эту тему я долго пребывал в дурном настроении.

Но вернусь к Большому Скорпиону: уплата контрибуции ничуть не пристыдила его, он даже чувствовал себя победителем, с важным видом взгромоздился на кошачьи головы и сказал, что если я не нуждаюсь в таком количестве дурманных листьев (они ведь мне не очень нравятся), то он готов выкупить их за тридцать национальных престижей. Я знал, что два тюка стоят по меньшей мере триста престижей, но не стал торговаться с ним и вообще не ответил на его предложение.

Солнце уже клонилось к западу, когда впереди показался Кошачий город.

Едва я увидел его, как почему-то решил, что эта цивилизация скоро должна погибнуть. Я еще не был знатоком кошачьей цивилизации; та ее часть, с которой я столкнулся в деревне, лишь пробудила мое любопытство, желание уяснить скрытую суть. Не верилось, что здешняя культура сводится к одним ужасам. Конечно, цивилизации иногда погибают, наша земная история тоже писана не только розовой водичкой, но если мы способны рыдать просто при чтении истории, то еще горше наблюдать гибнущую цивилизацию собственными глазами.

У человека перед смертью может быть цветущий вид; приговоренный к гибели город порою бывает шумным, оживленным, и все-таки он умирает, медленно и неотвратимо. Можно спасти отдельного человека, но не город. Кажется, будто разящий перст судьбы занесен и над дурными, и над хорошими его обитателями. Хороших обитателей немного, они торопят свою гибель или пишут завещания, но их крики, и печальные, и веселые, так же бессмысленны, как треск цикад, пытающихся заглушить вой осеннего ветра.

Этот разящий перст я увидел и над шумными и суетливыми жителями Кошачьего города – скоро от них останется лишь прах и пепел!

Кошачий город выглядел очень оживленным. Его планировка показалась мне наипростейшей, как у военного лагеря. Никаких улиц и переулков, только дома и пустыри, точнее – один большой пустырь, на котором стоит множество бесцветных домов. Все пространство между домами заполнено народом, неизвестно чем занимающимся. Ни один житель не ходит прямо, обязательно мешает другим. К счастью, пустыри весьма обширны, поэтому поток прохожих движется то вдоль, то поперек, ударяясь в дома, словно в дамбы. Я еще не знал, есть ли у этих домов номера. Если есть, то из пятого дома в десятый нужно пробираться километра два. Сначала тебя швырнут налево, потом направо, затем понесут вперед, отбросят назад и так далее. За время этого путешествия можешь случайно попасть к цели, а можешь даже домой не вернуться.

Когда-то здесь наверняка были улицы, но улицы опасны, потому что люди-кошки считают позорным уступать другому дорогу. Ходьба по разным сторонам тем более претила их свободному духу. Единственным выходом было ликвидировать улицы. Правда, от толкотни это не спасало, но по крайней мере сберегало немало жизней (как видите, иногда люди-кошки поступают весьма гуманно). Пронестись без отдыха километров шесть, а лотом вернуться не так уж опасно, хотя и утомительно. Впрочем, не всегда утомительно: ведь ты можешь ехать на соседях, точно в бесплатном поезде. Я решил обязательно проверить свои догадки и посмотреть, нет ли здесь следов бывших улиц.

В самой давке не было ничего особенного. Но вот странно: поток пешеходов то поднимался, то опускался. Увидев на дороге камешек, прохожие присаживались на корточки, затем и вовсе садились, чтобы насладиться невиданным зрелищем. Новые прохожие тоже приседали на корточки, задние напирали, и получался настоящий водоворот. Самым последним приходилось карабкаться на чужие головы. Сидящие, забыв про камешек, начинали глазеть на зевак наверху, но тут где-нибудь в стороне узнавали друг друга двое знакомых. Толпа тотчас перемещалась. Каждый из прохожих считал своим долгом помочь встретившимся в разговоре, что неизбежно приводило к драке. Возникало сразу два водоворота, а знакомые сидели на земле и играли в шахматы. Наконец оба водоворота сливались в один, на этот раз вокруг шахмат.

Между толпами, очевидно, иногда возникает безлюдье, подобно расступившимся водам Красного моря, когда его переходили иудеи. Иначе я не мог представить, как Большой Скорпион с отрядом пройдет к своему дому, находившемуся в центре Кошачьего города. Завидев впереди людское море, я подумал, что Большой Скорпион обойдет его, но он вторгся в самую гущу. Грянула музыка, которую я сначала принял за приказ расступиться, и понял свою ошибку, когда зеваки с интересом бросились к музыкантам. Расчет Большого Скорпиона был иной: под звуки инструментов его солдаты стали бить дубинками по головам прохожих, как по барабанам. Тут-то людской поток и расступился. Самое любопытное, что интерес окружающих к нам ничуть не ослабевал, хотя дубинки солдат работали вовсю.