Чарльз Шеффилд - Сверхскорость

В тот день рассвело поздно. Небо было затянуто тяжелыми свинцово-серыми тучами. С ними пришел первый в эту зиму снег - большие мягкие хлопья, прямо-таки созданные для того, чтобы лепить снежки. Я выскочил на улицу и начал швыряться белыми шариками в деревья, кусты, птиц, потешаясь над нашим ручным горностаем по кличке Чум. Как достаточно глупое существо, он совершенно не понимал этой игры и пытался поймать каждый снежок пастью, прыгая из стороны в сторону, словно еще один большой снежок. И тут, паря над северной дорогой, показалась машина доктора Эйлин.

Я притворился, будто бросаю снежок в нее, когда она, выключив двигатель, выбиралась из машины. Она ступила на землю и улыбнулась мне из-под мехового капюшона, такого пышного, что видны были только глаза и зубы.

- Не знаю как тебе, - заявила она, - но мне пришлось провести на ногах всю ночь. Вот я и решила по пути домой завернуть к Молли выпить чего-нибудь горячего. Мать еще не вставала?

За несколько месяцев это был ее первый визит в наш дом. Пациенты доктора Эйлин проживали на обширной территории к востоку от озера Шилин - на "Берегу бедноты", как она его называла, - и когда она работала к северу от нас, то имела привычку заваливаться к нам без предупреждения. Официальным предлогом была проверка нашего с матерью здоровья, но, сдается мне, это было бы пустой тратой времени, поскольку мы с матерью никогда не жаловались на здоровье. Подлинной причиной, решил я, было то, что мать и доктор Эйлин хорошо ладили друг с другом и любили посидеть-поговорить. И в этом "поговорить" себе не отказывали.

Пожалуй, надо еще раз прерваться, чтобы напомнить: когда я принимался за эту историю, именно доктор Эйлин сказала мне, что я не должен обойти вниманием ничего. Мне надо рассказать, говорила она, о людях, вещах и местах, даже настолько знакомых мне, что я никогда не вглядывался в них пристально. Более того, в особенности о тех, на которые я вообще не утруждал себя смотреть.

Поэтому пусть не обижается, если я начну с нее.

Сколько я себя помню, я всегда знал доктора Эйлин Ксавье. Она прослушивала и простукивала меня, она заставляла меня говорить "А-а-а-а" со времен моего раннего детства, а скорее всего и еще раньше. Мне она казалась большой, но только казалась. К моим двенадцати годам мы были одного роста. Это была невысокая пожилая женщина с темным (каким-то образом ей удавалось сохранять загар и зимой), покрытым морщинами лицом, и вообще она была похожа на куклу-неваляшку: чуть наклоненная вперед, с полной талией. Она не отличалась особенной силой в обычном смысле этого слова, но я никогда не видел ее усталой, даже когда она вкатывалась к нам в дом после полутора суток мотаний по дорогам.

Главное - она была там, где люди нуждались в докторе, в любой час, любую погоду. Мать говаривала, что на тридцать миль от Толтуны не найдется такого мужчины или женщины, что не отдали бы доктору Эйлин последнюю рубашку, если бы та попросила об этом.

Поэтому не было ничего необычного в том, что в это снежное утро я, ни у кого не спросясь, провел доктора Эйлин прямо на кухню, развесил у огня ее одежду и предложил ей горячих оладий и кружку ее любимого сладкого чая. Только после этого я направился наверх сообщить матери, что у нас гостья.

- Что это? - спросила доктор Эйлин, не успел я поставить ногу на нижнюю ступеньку.

Мне пришлось пару секунд прислушиваться, прежде чем я понял, что именно она имеет в виду. Я просто успел привыкнуть к этому ужасному, раздирающему легкие кашлю.

- Это мистер Эндертон, - сказал я. - Он по утрам всегда так. Думаю, это морозный воздух. Ему от холода всегда хуже.

Выходившая на озеро спальня получала меньше тепла от камина и печки, поэтому зимой в ней всегда было холодно. Я не стал ничего говорить матери, но по мере того, как дни становились все холоднее и холоднее, я все меньше жалел о том, что мне приходится спать в гостевой комнате.

- Я скажу маме, что вы здесь, - продолжал я. Но прежде чем я успел ее остановить, доктор Эйлин уже поднималась по лестнице следом за мной, не выпуская из рук кружку с чаем.

- Надо посмотреть на него, - сказала она. Одолев последнюю ступеньку, она поставила кружку на перила и двинулась было по направлению к гостевой комнате.

- Не туда, - схватил я ее за рукав. - Он живет в моей комнате.

Удивленно посмотрев на меня, она тем не менее повернулась и постучала в дверь к Пэдди Эндертону.

- Кто там еще? - Кашель на мгновение стих, но голос был похож скорее на хриплое кваканье.