Станислав Михайлов - Эра воды

Итак, буду думать. Еще раз. Допустим, Ксената прав. Он лучше меня разбирается в шакрате вместе с лкумаром и прочими вымершими марсианскими телепатическими осьминогами. Допустим, существо не планировало убивать. Оно тянулось к тому, что может завершить какую-то фазу его преобразования. Как куколка в бабочку. Или что он там рассказывал про шакрата… Лкумар растет и зреет, соединяется и распадается в шакрат, как-то так… А тут одно существо. Одно из многих. Соединено вместе в одно сознание, много миллионов лет. Допустим, оно должно распасться на отдельные сознания, это шаг в его эволюции или, как у нас, сон и явь, не принципиально. Но оно не может. Оно не отсюда, так сказал Ксената. Допустим, когда-то очень давно его занесло из космических далей на Ганимед, как семечко. И оно не может совершить превращение, потому что нет того, что порвет его. Когда появились люди, оно почувствовало что-то, само не понимая, что. Но это нечто должно было его притянуть, как инстинкт размножения подталкивает животных к действиям, ранее им неизвестным. Оно потянулось к упорядоченной энергии. Возможно, даже спутало реакторы с живыми существами, восприняло наши информационные сети за что-то близкое ему самому, черт знает, как там между собой общаются части его сознания в разных фазах развития. Или ему не важно, живое или нет, а нужна только энергия, определенный резонанс или сила. Оно потянулось — и взорвало реакторы, и убило людей. Оно закрылось — может, как перепуганный осьминог выпускает чернильное облако, так и это существо закрыло планету электромагнитной завесой неизвестной нам природы. Оно ведь больше не нападало, не добивало выживших, не пыталось взорвать перезапущенные реакторы.

Возможно, оно убедилось, что не может использовать нас, людей, нашу технику.

Что оно нащупывает теперь?

Что оно нащупывало раньше, когда снилось мне? Я совершенно уверен, это было оно, не фантазии, не бессмысленные кошмары, это оно, на самом деле оно пыталось влезть в мою голову. Почему больше никто не рассказывал мне о подобном?

Почему Катя так внимательно относилась к моим рассказам? Почему именно я провалился в бред, сон, иллюзию — чем бы оно ни было — и оказался на древнем Марсе, да еще так, что Сильвия увидела на моем месте Ксенату? Удивительно совпало, не так ли, именно она оказалась в команде спасателей, та, кто чувствует неявное? А потом выяснилось, что она работает под началом Кати, в какой-то секретной группе…

И сама Катя. Отметила меня с первого взгляда… Понимает с полуслова, а то и опережая слова… Почему она приказала отозвать спасателей, когда произошла катастрофа, хотя еще не знала ничего об опасности? Сколько жизней она этим спасла? Не слишком ли много совпадений? И не слишком ли странно, что такая взрослая, опытная женщина, наделенная властью, с первого взгляда запала на какого-то закомплексованного стажера-исследователя, подозреваемого в преступлении на захудалом Ганимеде? Да еще и не при личной встрече, а в проекции, когда ни запахов, ни каких-то там магических токов, воспетых древними, быть не могло?

А как я вытолкнул студентов из-под падающей льдины в марсианской пещере? Разве нормальный человек так может? Разве нормальный человек носит в себе другое сознание, как я — Ксенату? Предположим, лишь на минуту предположим, что это не шизофрения. Что это тогда? Он — настоящий? Лиен на самом деле поселилась в Кате и Жанне? Кто же тогда я? Кто мы все?

Мне стало зябко.

Привычный фундамент миропорядка закачался и пошел трещинами, как при десятибальном землетрясении. Аксиомы и правила, заученные и, вроде бы, подтверждающиеся с детства, посыпались со стен как старая штукатурка, и, о, ужас, стен за ними не было — вместо стен меня ждал первородный хаос, недоступный для описания словами. И где-то там, в его глубинах, и, одновременно, вокруг меня, скользя по самой коже, шептались мысли существа, лил дождь, бормотал заклинания разбуженный людьми голос хозяина Ганимеда.

Меня втянуло в пустоту. Я был разрушен, полностью раздавлен, едва осознавал происходящее. В последней попытке спастись я рванулся к ней, к женщине, которую любил. Хотя не мог даже вспомнить ни имени, ни внешности.

Я не думал тогда, что это состояние — следствие новой атаки существа. Что оно, наконец-то, нащупало то, что искало, и, пытаясь добиться своего, невольно убивало меня, как убило до того большинство жителей планеты.

Не успел подумать.

Слишком сложные мысли.

Я просто пытался спастись, я кричал, и в хаосе, не имеющем определенной формы или цвета, но неизменно подвижном, вдруг появился островок постоянства. Он звал к себе, я откликнулся на его зов.