Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

— Если маленько, — кивнула задумчиво женщина.

— Вот-вот! Глаза уж больно схожи, да носы прямые, а взор к переносице близок, вроде косинки малой…

Пара голубей влетела в свет откуда-то сверху. Хлопая крыльями, голуби сели на выступ Алтаря, смотрели бусинками глаз, поворачивая головы.

— Не гоняю я их, батюшка.

— И правильно. Тряпкой подотрешь, если что.

— Ручку, батюшка!

Женщина приложилась к руке, выпрямилась и пошла, тихо приговаривая что-то себе под нос, качая головой. Священник проводил ее глазами, сунул быстро руку под рясу:

— Гуль-гуль-гуль!

Он крошил кусок белкового муга, бросал крошки на пол.

Голуби быстро слетели, стали клевать.

— И вот, и вот… — бормотал старичок, топтался на месте, ломая кусок высохшими, похожими на прутики пальцами. — И поклевали! А потом остальных ведите. В ХРАМЕ должно что-то летать, как же! Тут и души людские, и помыслы ихние — все летает, и вам не грех! А то, что от ИИСУСА осталось, оплавлену эту, не тронут… Зачем? Викеша сказал, пусть смотрят! И пусть! Бездна, она и есть бездна. Кто в нее глядеть станет?

Мирские дела под носом — край непочатый. Гуль-гуль-гуль!

Стук голубиных клювов о гулкие камни ХРАМА был быстрым и четким. Узкие лучи света окрашивали их спины в золотистый теплый цвет.

В глаза ей ударил ослепительный сноп света. Машина взвизгнула тормозами, просигналила и скрылась за поворотом. Бывший Первый Секретарь объединенных партий Области Екатерина Бурова выглянула из-за мусорного бака, проводила машину затравленным взглядом. Грязное, выпачканное мелом пальто, порванные чулки, разбитые и потрескавшиеся сапоги, выбивающиеся из-под вязаной шапочки волосы, и чумазое перепуганное лицо — это все, что осталось от холеной секретарши Первого Области.

Когда ревущая, размахивающая факелами, страшная толпа ринулась на штурм здания, она уже спускалась по пожарной лестнице, обдирая в кровь руки, плача и подвывая. Домой идти было нельзя, так она решила. Дома ее обязательно найдут, и тогда… Она вспомнила окровавленное, бесформенное, разбитое о камни тело знакомого офицера Надзора, и животный ужас опять подкатил к горлу, едва не вырвался криком.

Тогда она кинулась к близкой подруге, постучала в окно первого этажа. Подруга разглядела ее лицо за мутными от моросящего дождя стеклами, отчаянно замахала руками и задернула занавеску.

И Екатерина Бурова поняла окончательно — МИР ПЕРЕВЕРНУЛСЯ. Она скрывалась в старых сараях, на задворках каких-то складов, ночевала в тоннелях теплотрасс, спускаясь туда через уличные люки, причем поднимала и опускала за собой чугунные крышки люков с невиданной легкостью, как картонные. Любой шум — треск, шорох, громкий голос, звук машинных тормозов и сигналов — приводил ее в состояние неописуемого ужаса. Топот ног идущих на митинги людей, шум толпы! — и Екатерина Бурова в страхе забивалась в любую щель, обнаруживая странную способность своего гибкого тела вписываться в малейшую неровность, выступ, впадину, трещину… Она пила, где придется, в основном из уличных колонок, крала еду с подоконников открытых окон нижних этажей, а в последний раз ела подгнившие объедки из мусорного бака.

МИР РУХНУЛ. И она не находила себе места среди дымящихся развалин этого мира. В Области ее хорошо знали. Поэтому она боялась всех. Она была абсолютно уверена, что как только ее обнаружат, тут же расстреляют. Как расстреляли Первого Секретаря Области, в чьем кабинете она впервые в жизни вкусила жутковатую сладость и восторг почти неограниченной власти и безответственности.

Весь день Екатерина Бурова просидела в этом полуразвалившемся сарае на окраине Города, позади старых бараков, принадлежавших Химкомбинату. Мусорный бак она подтащила к входу в сарай, перегородив им проем двери.

В сарае было полно крыс. Она пыталась ловить их, чтобы ободрать и съесть. Для этой цели дважды разводила маленький костерок из набранных щепок, жарить мясо. Но крысы были хитры и неуловимы. Голод все сильнее мучил ее. И она не выдержала, вышла из сарая, чтобы идти куда-то добывать пропитание, но тут из-за ближнего барака вырвалась эта машина… И Екатерина Бурова опять забилась в свою нору, смотрела из-за мусорного ящика безумными, воспаленными глазами.

…Дьял выпил час назад целых две бутылки пьянящей жидкости Красивых. Ему было весело. Во-первых, потому, что эта жидкость оказалась много лучше той, что пили мутанты на СВАЛКЕ, — темно-красного цвета, тягучая, неповторимого запаха! «Ликер» — Дьял несколько раз повторил вслух название восхитительного напитка. Во-вторых, за одну Луну Дьял умудрился обеспечить снабжение «хлебом КЛОАКИ» всего народа хау! За одну Луну! Красивые выделили для перевозки «хлеба» целых десять машин-вездеходов, и при каждой был водитель. В-третьих, Викентий стал ОЧЕНЬ БОЛЬШИМ КРАСИВЫМ! Все слушались его, затаив дыхание! Дьял постоянно находился при нем и видел, как относятся к нему и Красивые и мутанты! Странное слово — «мутанты»! Нисколько не хуже, чем «хай», но все-таки надо привыкнуть. Викентий улетел на «вертолете» в самый большой город Красивых, его позвали, потому что Викентий МНОГО ЗНАЕТ. А Дьяла он позовет через пару дней.