Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

— Хай, Сина! — добела отмытый пластмассовый стаканчик в грязных руках Иу качнулся в знак приветствия. — Мы не умерли!

— Ты не умер, Иу! — хихикнула Сина. — Ты сильный, как Дьял!

— Да, я сильный, как Дьял, я могу убить хайду.

Иу готовился перечислить все, что он может во славу Сины, но тут появился ОН!..

Это было подобно грому холодного декабря. Тому грому, что оглушает в мгновение ока, от которого из ушей течет кровь и замирает в груди. Грому, сопровождаемому ослепительной молнией, настолько яркой, что в сравнении с ней, невероятной, даже рассматриваемое в упор, редкое на СВАЛКЕ солнце кажется бледным светлячком-гнилушкой.

Он вышел из-за кургана консервных банок, прошел разделявшие их пять шагов и тихо присел рядом на перевернутый бак. Он был грязный, худой, заросший всклокоченным волосом, с провалившимися глазами, в которых сквозило или безумие, или страх. А еще он хромал, сильно припадая на правую сторону.

— Я пришел.

Лицо его исказилось, он словно хотел добавить что-то еще, но только всхлипнул и повалился навзничь, широко раскинув руки.

Великая минута молчания повисла над СВАЛКОЙ.

— Красивый! — громко шепнула бледная до синевы Сина и перевела взгляд на Иу. — Зови Дьяла! Скорее!

Немного пришедший в себя Иу покачал головой. Лысый череп его покрылся мелкими бисеринками пота.

— Дьяла нельзя. Дьял съест, Дьял все ест.

— Красивый! — завизжала Сина, указывая пальцем на лежащего неподвижно. — Он достанет то, что ДЕЛАЕТ ПОКОЙ, и мы умрем, Иу!

Она визжала, дергаясь всем телом, тыкала в лежащего пальцем и пыталась бежать, но ноги ее не слушались, они словно приросли к тому месту, где она стояла.

Иу протянул длинную цепкую руку, сгреб Сину за волосы и швырнул в сторону. Сина крутнулась волчком, упала, смотрела снизу затравленно и дико.

— У него нет того, что ДЕЛАЕТ ПОКОЙ. Красивый, да. — Иу рассматривал лежащего. — У него на ногах ступы, такие мы носим. Когда холодно. Так?

Даже не оглядываясь, он знал, что Сина покорно кивает.

— Это, — Иу тронул белый халат на лежащем, — одежда Красивых. Дрянь. И это дрянь, — он потрогал старые брюки. — Он плохо ел. Слабый. Ему надо дать хайду. Много. Иди.

Иу сел на свое место, указав Сине напротив себя. Та покорно поплелась, далеко обойдя распростертое тело. Косилась с ужасом, дрожала ноздрями.

Они не смотрели, как он вставал, как мутными глазами обводил мир, как садился на перевернутый ржавый бак и долго тер виски.

У народа хау не было принято подглядывать за слабым, это считалось неприличным, стыдным и было небезопасно. По негласному закону слабый, чью слабость увидели, имел право на Семь Лун Повиновения. Любопытный семь ночей добывал слабому пищу, собирал улиток и перетряхивал ложе из водорослей для дневного сна. И слабый помыкал увидевшим, даже безнаказанно поколачивал.

— Я — Иу! — Иу ткнул себя пальцем в волосатую грудь, хмуро посмотрел на Сину, она не шевелилась, уставившись куда-то под ноги. — Она — Сина. Мы — хау.

Пришелец кивнул, грустно улыбнулся. Взгляд его упал на ведро с синеватой жидкостью, которое стояло неподалеку. Он с интересом всмотрелся, привстал, макнул палец, поднес его к носу, понюхал.

— Спирт?

Иу с достоинством повернул голову, вслушался в мягкий и приятный голос, он не знал произнесенного слова, но, увидев, что пришелец нюхает намоченный в жидкости палец, с улыбкой кивнул.

— Покой! — Иу протянул стаканчик. — Маленький покой. Большой — смерть. Я не умру, Сина не умрет, ты — не умрешь.

— Ребенок.

Глаза Красивого смотрели на Иу так тепло и внимательно, что он даже нахмурился — уж не жалеет ли его этот странный Красивый. Жалость — хорошо, но за ней можно усмотреть и слабость. Тот, кого жалеют, может выглядеть в глазах жалеющего слабым, а это непорядок. Качество такого понятия, как жалость, в глазах народа хау было несколько иным. Жалеть, значит, помогать — дать пищу, найти ложе, обогреть и защитить. То, что все это вместе акция сильного в пользу слабого, не расшифровывалось в сознании хау. Умирающий хай — вот где жалость, но ее нельзя показывать, ее надо спрятать далеко и встретить смерть ближнего достойно и невозмутимо.

— Мутанты… — прошептал пришелец.

Иу услышал. И это слово он не понял, да и не мог понять. Явно пришелец не знал языка хау. Но тут Иу задумался, ведь первыми словами его были «я пришел», а это было понятно. Это всем понятно. И хай, когда приходит к другому хаю, говорит: «Хай, я пришёл!» Может быть. Красивый где-то подслушал слова народа хау и бездумно повторил их? Тут Иу заметил глубокую рану на плече у пришельца, длинный и неровный разрез, видный сквозь порванную одежду. Это было плохо, и Иу покачал головой. СВАЛКА не прощала ран. Здесь все мгновенно начинало гнить, преть и отмирать. Хорошо, что Иу сходил за пьянящей жидкостью! А то можно заработать и «огневицу» с такой раной, вон, еще и кровь бежит, несильно, но бежит.