— ВЫ НЕ ОДИНОКИ В ПРОСТРАНСТВЕ, ЕСТЬ МОГУЩЕСТВЕННЫЕ МИРЫ, ОНИ ДОСТИГЛИ МНОГОГО!
— И ОНИ ПРОШЛИ ЧЕРЕЗ ТАКИЕ ЖЕ СТРАДАНИЯ?
— У МЕНЯ НЕТ ОТВЕТА. АНАЛОГОВ Я НЕ ЗНАЮ.
— ТОГДА ЗАЧЕМ ТЫ ЗДЕСЬ?
— ПОМОЧЬ.
— СДЕЛАТЬ НАС ЕЩЕ БОЛЕЕ НЕСЧАСТНЫМИ? ЛИШИТЬ ВОЛИ, РАСТОПТАТЬ РОЖДАЮЩЕЕСЯ МУЖЕСТВО КАЖДОГО, ЛИШИТЬ СЧАСТЬЯ ПОКАЯНИЯ И РАСКАЯНЬЯ, НАДЕЖДЫ НА ВОЗРОЖДЕНИЕ СОБСТВЕННОГО «Я» И СТЕРЕТЬ В ДЕТЯХ ГОРДОСТЬ ЗА ГИБЕЛЬНУЮ ЯРОСТЬ И ЖЕРТВЕННОСТЬ ИХ ОТЦОВ?! ЗА ЭТИМ ТЫ ЗДЕСЬ?!
Долго молчало НЕЧТО. Ночь спустилась на Землю. Покинутый Город расцветился бесполезными огнями… Несколько опоздавших собак бились о невидимую стену, выросшую на ЛИНИИ ПЕРЕХОДА В ИНОЙ МИР. Скулили, царапали когтями эту стену, а потом сели в круг и завыли.
И Смагин сидел на асфальте, нелепо подогнув высохшую ногу, обхватив руками неистово болевшую голову, качался из стороны в сторону.
Два пилота-вертолетчика топтались в двадцати шагах, не решаясь подойти.
А когда увидел Смагин, как собаки ринулись в ВОРОТА ПАРКА И ВДРУГ НЕ ИСЧЕЗЛИ, А ЗАБЕГАЛИ ПО АЛЛЕЯМ, ВИЗЖА И КРУТЯ ГОЛОВАМИ ВО ВСЕ СТОРОНЫ, ВЫНЮХИВАЯ ЗАПАХИ ХОЗЯЕВ, тогда встал он и пошел прочь.
Шли втроем по пустым улицам, и мертвые окна, открытые двери смотрели вслед им…
И АХНУЛО ПРОСТРАНСТВО! ЗАДРОЖАЛИ НЕБЕСА, ВЗБУЧИЛИСЬ ОБЛАКА ОТ ТЯЖКОГО, НЕВИДАННО ГРОМКОГО ГОЛОСА, РАЗДАВШЕГОСЯ ИЗ ПРОСТРАНСТВА:
— ПРОСТИ! ПРОСТИ МЕНЯ, ГОСПОДИ!
Взметнулась пыль отовсюду, полетели клочья бумаг, брошенные как попало тряпки, зазвенели разбитые звуком стекла, завыли собаки…
А СМАГИН…
Этот странный хромой человек с провалившимися глазами, худыми руками, с тонкой, болтающейся в воротнике свитера шеей…
Поднял к небу строгое лицо и сказал тихо и страшно:
— ПРОЩАЮ. И БЛАГИЕ ПОМЫСЛЫ ВО ЗЛО БЫВАЮТ…
Ничего не поняли вертолетчики. Бросил их страшный голос на землю, закрыли они головы руками, так и отлежались. А поднимаясь, отряхивая пыль брошенного Города с колен своих, зареклись мысленно на веки вечные больше не летать с этим человеком! И отреклись тут же от своего зарока. И опять зареклись… Так и шли, тысячи раз меняя решения свои.
НА ГРАНИЦЕ МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ СТЫЛО НЕЧТО…
ВПЕРВЫЕ ЗА ВЕЧНОСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ СВОЕГО БЫЛО ЕМУ НЕУЮТНО И ОДИНОКО. ТЯНУЛО ОПЯТЬ ВПИТАТЬ В ПЛОТЬ СВОЮ БЕЗДНУ ГОРЕЧИ И СТРАДАНИЙ МИЛЛИАРДОВ БИОСТРУКТУР, КАЖДАЯ ИЗ КОТОРЫХ НЕ УСТУПАЛА ГОРДЫНЕЙ ГОРДЫНЕ КОСМОСА.
И БЫЛО НЕЧТО ВПЕРВЫЕ НА ОТРЕЗКЕ КАКОГО-ТО МИГА ЗАМКНУТОГО ЦИКЛА ВРЕМЕНИ — СТЫДНО.
* * *
ОТ АВТОРА:
Прав ли я, мой Читатель, начиная это повествование с оживления человека, заканчивая калейдоскопом смертей человеческих? Как уравновесить чаши весов этих? Почему на отрезке создания чего-то Нового, Прекрасного, творимого во Имя Человека и во Славу Его, всегда льется столько крови? Герои книг живут по своим законам, у них своя логика поступка, и нарушать ее опасно, чревато фальшивыми издержками.
Я ничего не буду писать о созданном Проро… прости, Читатель, о созданном Смагиным и его сподвижниками Государстве. Я не верю в него, не вижу его в своем ПРОВИДЕНИИ. Не вижу таким, КАКИМ ХОЧЕТСЯ видеть.
Колючие, жесткие и непостижимые звезды рвутся в окно. Они все знают. И парад знаков Зодиака — это не мальчишеские игры в «любит — не любит, плюнет — поцелует»… Есть и тринадцатый Знак — Сатаны, и зависает он над моей страной все чаще и чаще. Книга эта — моя жертва на Алтарь Веры в человека. Ни один народ в мире не явил свету такую стройную и изумляющую жестокостью когорту палачей-Диктаторов. Но и ни один народ не противопоставлял им такое множество Духовников, Воинов и Вождей. На костре дум моих сгорают и Воины и Вожди. Прокляты вовеки веков Диктаторы. И только Духовники могут ПРИБЫСТЬ ВЕЧНО.
И жадные в гордыне слова — «никто не даст нам избавленья: ни Бог, ни Царь и ни Герой» — порочны по сути своей. БОГ как символ веры в начало доброе, человеческое — несет избавление. НЕЧТО ли это, РАЗУМ ли планетарный, РАЗУМ ли ВСЕЛЕНСКИЙ — НО БОГ — ВЕРА-ЧЕЛОВЕК. СУЩЕЕ — ТРИЕДИНО.
Видел ли ты мир, Читатель, в котором люди при первых бликах лунного света превращаются в стаи белых огромных волков? Кровожадные дикие звери несутся по равнинам, сметая все живое на своем пути… Но об этом следующая книга.
А пока… УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ, ГОСПОДИ! ПОРА И ПРОЩАТЬСЯ.
Глава семнадцатая. Снятие с креста
Они спали в избушке. Атис Кагайнис всю ночь просидел у костра.
Еще с вечера набрал он большую груду сухих веток и теперь сжигал их по одной, молча и бездумно наблюдая, как пожирает их ненасытное пламя.
Читать дальше