Рэй Брэдбери - Тёмный карнавал [переиздание]

И только один журнальный рассказ, «Ветер», был переписан для «Темного карнавала» полностью. Это был один из самых ранних рассказов, включенных в сборник, и можно с уверенностью предположить, что Брэдбери переписал его до лета 1946 года, когда сдал Дерлету рукописи «Темного карнавала». К шестнадцати рассказам, публиковавшимся ранее, он добавил три, предназначенные для глянцевых журналов («Постоялец со второго этажа», «Возвращение» и «Водосток»), и завершил сборник восьмью новыми историями, которые никогда не появлялись в периодической печати. В 1955 году, когда Брэдбери в сотрудничестве с издателем Иэном Баллантайном готовил обновленную версию «Темного карнавала» к представлению в новой земле теней — «Октябрьской стране», эти двадцать семь рассказов вновь подверглись переделке. Пятнадцать текстов «Темного карнавала» были перенесены в «Октябрьскую страну», и с тех пор по сей день они постоянно допечатываются как в США, так и за границей.

Однако при внимательном сравнении двух сборников обнаруживается, что расхождения между ними отнюдь не ограничиваются содержанием. Брэдбери внес во все пятнадцать рассказов небольшие стилистические изменения, однако он серьезно пересмотрел и отчасти переписал шесть из них — хотя версии давно не переиздававшегося «Темного карнавала» были весьма хороши. В «Октябрьскую страну» вошли журнальные варианты «Постояльца со второго этажа», «Возвращения» и «Водостока» — три рассказа, которые Брэдбери переработал для «глянцевых» журналов, в то время как более ранние варианты (более длинные, но, несомненно, не менее тщательно отделанные) проходили корректуру для «Темного карнавала». Позднее, готовя для Баллантайна «Октябрьскую страну», Брэдбери полностью переписал три истории, впервые увидевшие свет в составе «Темного карнавала»: «Гонец», «Попрыгунчик» и «Дядюшка Эйнар». Также и в данном случае более ранние версии (из «Темного карнавала») ничем не уступали поздним: произошла всего-навсего смена концепции.

Данное издание «Темного карнавала», предпринятое издательством «Гонтлет», означает, что первый сборник Рэя Брэдбери после более чем полувекового забвения возвращается к жизни. Но оно значит еще больше: в новом издании шесть хорошо известных рассказов Брэдбери восстановлены в варианте более раннем, чем тот, который вошел в «Октябрьскую страну», — а соответственно, недоступном большинству молодых читателей. Новое издание является полным: в него включена и дюжина рассказов «Темного карнавала», не включенных в «Октябрьскую страну», в том числе одни из лучших у раннего Брэдбери — «Мертвец» и «Гроб». На страницах этого сборника читатель вновь обнаружит любимые в детстве, а ныне забытые страшилки, и истории эти представлены в варианте, содержащем в себе зародыши прозы Брэдбери 50-х годов в жанре научной фантастики и фэнтези. Эти «черные» рассказы были его первыми детищами, и некоторые из них он продолжал взращивать и позднее. Ныне, впервые за полвека, они предстанут перед нами в прежнем виде — как странные прогулки по темным карнавалам сознания.

По предложению Донна Олбрайта я должен открыть здесь то, о чем никогда прежде не рассказывал.

В какой мере наша жизнь определяется генетикой и в какой — окружением, случайным или неслучайным? Я вот в десять лет надел на нос очки с толстыми, как бутылочное, стеклами: не этот ли толчок или пинок заставил меня свернуть на стезю писательства?

А те драчуны — может, я не видел их подслеповатыми глазами, а они все время караулили, чтобы наброситься на меня, когда я созрею?

Ждали, затаив вонючее дыхание, пока этот Крошка Летучая Мышь, этот Маленький Квазимодо свалится с дерева-убежища, чтобы с криками «Четырехглазый!» гнать меня от школьного двора до самого дома?

Похоже, такой размазня просто напрашивался на неприятности: однажды я явился в школу в новом костюмчике, и не прошло и часа, как меня сбили в грязь и мой лучший друг (возможно ли это?) хохотал, взгромоздившись мне на грудь.

Я сдуру совершил промашку: пустился бежать. Они промашки не совершили: кинулись вдогонку.

Только в семнадцать лет я понял: нужно встать как вкопанный и отбиваться. Но было уже поздно, я удрапал в профессиональное сочинительство и скрывался там всю свою жизнь.

Надо добавить, что, учась в школе, я скрывался в сочинительстве во время перерыва на ланч. Дома у меня не было пишущей машинки, а слова так и просились наружу, и потому я отправился к своей учительнице машинописи и попросил разрешения проводить полуденные часы у нее в пустой классной комнате. За неделю я начинал и заканчивал один-два рассказа, а за окном, на солнышке, гонялись забияки, хохотали, толкались и воображали, будто это весело; знали бы они, что мне в их смехе слышится смерть, в стуках же пишущей машинки — подобие бессмертия.