Жан ля Ир - Иктанэр и Моизэта

На следующий день, 16 мая, главная газета всех столиц Мира напечатала следующее официальное сообщение:

«Народы, перестаньте бояться и волноваться. Иктанэр, единственная сила и орудие Оксуса и Фульбера, этих врагов мира, — у нас в плену.

Кончилось время великих людских истреблений. Затерянный остров будет разрушен нашими эскадрами, а его обитатели будут преданы смерти. Мир снова будет царить на земле.

Что касается Иктанэра, то полагая, что он был лишь бессознательным орудием истребления, — его не казнят, но он будет поставлен в невозможность вредить вперед. Он будет подвергнут хирургической операции для замены тех органов, которые позволяют ему жить в море, не переставая быть человеком. И если он переживет эту операцию, которая произведена будет самыми знаменитыми хирургами, то будет сослан в одну из французских колоний, где и будет жить под особым надзором на средства, которые должен ассигновать ему всемирный конгресс.

С подлинным верно: Адмир. Жэрминэ. Адмир. Окошима».

В этот самый день во многих городах различных стран произведены были аресты тысяч анархистов, которые в это только что пережитое миром смутное время выказали себя пламенными сторонниками Неизвестного. И без суда, ограничившись, на основании осадного положения простым допросом, учиненным местными генерал-губернаторами, эти анархисты были казнены в тот же вечер.

Что касается товарищей, оставленных Сэвераком хозяевами на острове Кабрера, то за ними ходил германский миноносец, и затем их без всякого суда, по простому предположению, что сотрудники Сэверака и не могли не иметь на своей совести тяжких преступлений, казнили.

Эти суровые меры много содействовали укреплению общественного порядка, сразу восстановившегося при первом же известии о взятии Иктанэра.

16 мая, в десять часов утра, Оксус и Фульбер сидели запершись в телефонной станции Затерянного острова. Они ждали известий от Иктанэра. Ожидание их было полно нетерпения и тревоги, так как оба эти человека, предвидевшие все, кроме коварства со стороны держав, на которое они были способны сами, ничуть не сомневались, что Иктанэр уже произвел разгром и опустошение в Средиземном море. И они заранее учитывали результаты этого предпоследнего акта драмы; растерянность держав, восстание народов против их правительств и окончательное порабощение Мира.

В десять с четвертью часов раздался сигнальный звонок. Оксус вздрогнул, тогда как Фульбер, со своей сатанинской улыбкой, пустил приемный аппарат.

И фонограф громко заговорил:

«Со станции острова Мальты, через станцию Омана на Затерянный остров, 16-е мая, десять часов двенадцать минут утра».

Фонограф захрипел, и затем тем же металлическим голосом, невозмутимость которого еще более увеличивала весь ужас произносимых слов, проговорил следующие поразительные слова:

«Иктанэр взят в плен… Японский адмирал Окошима по-предательски прикинулся подчинившимся…»

Оксус вскочил, и в то же самое время во весь рост выпрямился Фульбер. Мертвенная бледность разлилась по лицу монаха; его глаза замигали и все тело охватилось дрожью… Удар был так силен, так непредвиден, и он разрушал такой старинный, громаднейший и могучий замысел, что Фульбер, не смотря на свое каменное сердце, был словно поражен ударом молнии. Стон сорвался с его губ, и во весь рост он рухнулся без сознания.

Но Оксус, словно загипнотизированный, с холодным потом на лбу, с руками, впившимися в стол с аппаратом, продолжал слушать. И он до конца узнал гибельное известие.

А фонограф тем же тоном, каким он возвестил бы о победе, повествовал о поражении.

Мучителен был рассказ о плене Иктанэра. Но затем фонограф со всеми подробностями сообщил прокламацию, с которою конгресс обратился ко всему Миру.

Когда кончен был и этот рассказ, машина сделала продолжительную, наполненную шипением паузу и затем заговорила снова:

«Вчера была обнародована депеша, возвещавшая подчинение держав. Но мы, на станции Мальта, когда получили ее с гибралтарской станции, сочли ее апокрифической и не передали раньше проверки ее точности. И вместо подтверждения победы, мы получили уверенность в поражении»…

Пауза и затем вдруг заключение:

«Ждем приказаний Господина»…

Аппарат сухо щелкнул. Рассказ был кончен.

И долго, склонившись над столом, не спуская глаз с машины, словно весь окаменев, Оксус не двигался с места.

Затем дрожь пробежала по всему его телу и он опустился рядом с лежавшим без памяти Фульбером.