Богдан Петецкий - «Рубин» прерывает молчание

Развилась разновидность космического диалога, которая должна была показать людям, как далеко они отстали и отошли от единственно правильной линии развития, заданной им природой. Наконец, кто-то мудрый сказал, что наша адаптационная модель образовывалась в условиях, полностью отличных от тех, что будут у людей, заселяющих сейчас иные миры. Что Земля создавала эту модель на пустом месте, а ее давние обитатели, располагая первоосновами того, что можно назвать сознательным мышлением, и увеличенные орудиями, которые только что появились в их жизни, и так проявили беспримерную эволюционную динамику. Что нет смысла, в конце концов, посылать людей к звездам, если по прибытию на место они должны засыпать нас деструктивными и демагогическими размышлениями на тему ценности их и наших традиций, нашей — но уже не их — цивилизации. Не прошло и года, а эта развитая специалистами реплика, стала обязательным толкованием официального отношения Земли не только к ее эмиссарам, но также, а может и прежде всего, к ее истории. О том, что в конце концов не колонисты с Альфы, а оставшиеся на нашей родной планете публицисты развязали весь этот псевдофилософский диалог, казалось, забыли. А вскоре и действительно забыли. Место энтузиазма заняли неохота и снисходительность. В прессе появлялись целые серии анекдотов о «благословенных наивных», которые отлетели к звездам, чтобы с них поучать ближних своих, чего они стоят, в действительности и как должны жить. Остаток дополнила разница, естественная в тех условиях технологического прогресса, какой совершался на Земле и в каких условиях адаптации в полностью новом окружении был возможен на Альфе.

С этой направленностью двинулись в сторону Центавра очередные очертания. Их отлет был в мае, кажется, четырнадцатого мая сорок лет назад. Еще жили люди, даже немалая группа, которые участвовали в церемонии прощания с двумястами, на сей раз стоместными кораблями на ольберской базе Луны. Я читал, что тогда раздавались голоса протеста, критикуя позицию, какую заняли в официальных кругах, предстартовых заявлениях заняли координаторы новой эмиграционной экспедиционной экспедиции по отношению к хозяйствующим на Альфе уже более восьмидесяти лет участникам первой вылазки. Однако, в сопоставлении с тоном сообщений и господствующими везде настроениями эти голоса раздавались как бы в пустоте. Представители Старой Земли улетели уверенными в себе, оснащенные наиновейшими достижениями науки, орудиями и автоматами, которые их предшественниками даже не снились. Если не раздалось слово «пацификация», то — есть «умиротворение», то благодарить за это следует не столько дух земного братства, сколько обстоятельства, которые никто перед стартом не взял во внимание. А именно, большинство второй группы колонистов вообще не считало себя эмиссарами своего мира. Так как насколько взгляды, о которых я только что вспомнил, вызвали в этих людях ощущение высокомерия по отношению к первым эмигрантам, настолько память аргументов, которые приводили обе стороны во время недавней дискуссии о приспособительных процессах, была на Земле, особенно в некоторых кругах, все еще очень свежа, а мнения на эту тему, значительно более разноречивые, чем можно было судить на основе официальных заявлений.

Все эти обстоятельства дали знать о себе раньше, чем кто-либо мог ожидать.

Уже после двух недель полета внезапно без каких-либо предупреждений со стороны борта штабной ракеты экспедиции пришла срочная депеша, содержание которой опубликовали немедленно все ежедневные газеты. Ее авторы поскупились на инвективы покинутому ими миру. Они только констатировали, что вместе решили создать в системе Альфы качественно новую цивилизацию и что проникновение земного влияния неизбежное в случае дальнейшего поддержания свободной связи, не говоря уже о возможных связях и очередных волнах эмиграции, в лучшем случае задержало бы реализацию этого предприятия. Они сказали, что их достаточно, чтобы спокойно и последовательно развивать приспособительские процессы согласно биологическим и психическим предрасположениям человека. То есть, не так, как их предки. Последнее не было, однако, сказано, но смысл депеши не оставлял ни тени сомнения. Они отделялись от собственной истории. Иначе говоря, не хотели иметь с нами ничего общего.

Заявление, впрочем, длинноватое и окрашено множеством аргументов эпически-философской природы, сконструированных достаточно логично, чтобы ввести в заблуждение средне подготовленного читателя, имело больше тысячи подписей. Можно было вести различные домыслы о судьбе тех, кто отказался от участия в афере и не позволил использовать свое имя в этом, мягко выражаясь, сомнительном вызове Старой Земли. Было также более, чем ясно, что большая часть, если не большинство участников экспедиции поставили подпись ради сохранения покоя. И то, и другое, к сожалению, ничем не меняло ситуацию: то, голос которых решал, засмотревшиеся в будущее, очарованные видением иной жизни, несли к звездам чувства и стремления, образовывавшие, следует признать, на протяжении веков движущую силу прогресса. Но не только! Так как они начинали с отрицания уроков истории — чему со стороны землян в конце концов могло сопровождать обычное любопытство, только оно — или, что заставляло уже забыть о терпении, с программного терпения по отношению к хозяевам мира, который они присваивали. Если принять во внимание, что эти хозяева были представителями той самой расы и сравнить и сопоставить эти два факта, этические предпосылки присланного с борта ракет заявления показались, по меньшей мере, в странном свете. При этом, нельзя было сбросить со счета то обстоятельство, что огромное большинство авторов конвенции этой новой и отличной от земной цивилизации, действовало от чистого сердца. В этом отношении кое-что объяснял состав обеих экскурсий. На сколько в первой участвовали большей частью люди, знакомые с космическими полетами, в большинстве своем больше молодые ученые, пилоты с семьями, энтузиасты, но с хорошей теоретической подготовкой и открытыми умами, на столько через восемьдесят два года ракетная техника продвинулась вперед, что средний член экипажа не должен был в крайнем случае даже иметь определенную специальность. Полетели, конечно, ученые и конструкторы, но большая часть эмигрантов была собрана скорее случайно. Ее составляли члены разных товариществ, главным образом любителей природы, кружков любителей чего-то там, философствующие молодые люди их групп общих интересов и не слишком ясно отдающие себе отчет, о чем идет речь, женщины. Как я уже говорил неприспособленные.