Юрий Петухов - Меч Вседержителя

Бункера сменяли один другой. И в каждом шли ужасающие непрекращающиеся казни. В огромном сферическом зале с убегающими в пелену мрака стенами, на множестве перекрещивающихся ржавых, грязных балок вешали страдальцев. Несчетное количество толстых черных петель свисало сверху, чуть покачиваясь в дуновениях подземных сквозняков. Обреченным заламывали руки, нещадно избивали их, совали головы в петли. Но ни один не утихал со сдавленным горлом, с испущенным духом. Тысячи висельников судорожно дергались, выгибались всем телом, таращили выпученные глаза, свешивали распухшие черные языки, рвали ногтями собственную кожу, но не умирали в смертных петлях.

– Сволочи! – простонал Цай.

– Это верно, – согласился Крежень, – там все сволочи, и те, кто вешает, и те, кого вешают. Но все делается для их же пользы. Хирурга, исцеляющего больного, со стороны можно принять за мясника, вонзающего свой нож в жертву. Все относительно на этом свете, урод, тем более, на том.

– Хватит! – оборвал его Цай.

– Нет, пока еще не хватит, – не согласился Крежень, – здесь не ты, урод, определяешь меру вещей. Гляди! Нам с тобой жить в этом новом мире, нам крепить новый порядок. А из несогласных работать на них и из прочего ничего не стоящего дерьма, – Крежень махнул рукой в сторону экрана, – они умеют вытрясать душонки. Хочешь туда?!

Цай промолчал. Ему и здесь досталось в стократ хуже. Нечего пугать!

То, что происходило перед его глазами можно было назвать одним словом – преисподняя! Преисподняя со всеми ее ужасами и страхами. Грязь! Мерзость! Дикость! Зверство! Садизм! Жесточайшее изуверство! И это в двадцать пятом веке от Рождества Христова! В страшном сне не могло присниться такое. Повсюду, подо всей поверхностью еще недавно процветавшей и благоухавшей планеты. Будто люди специально для будущих мук своих строили эти подземные городища, бункеры, вырывали шахты, рудники, тысячи и тысячи уровней в слоях базальта, гранита... Вот он ад истинный, подлинный, рукотворный и сущий!

Но были и почти тихие, чистенькие подземелья, выложенные сверкающими плитами, металлостеклом и биопластиками. Вот опять такое выплыло после чада и грязи на экран, словно осветило камеру, в которой сидел скованный Цай ван Дау, император без империи, жертва. Прозрачные чаны стояли ровными рядами, уходя почти к горизонту. Прозрачные трубы подпитывали чаны снизу, входя в них будто изогнутые щупальца кальмаров. В каждом чане стоял человек, лишь бритая голова его возвышалась над студенистой жидкостью, наполняющей чан – оскаленные рты, закатившиеся глаза, гримасы боли. Поначалу Цаю показалось, что люди стоят в чанах одетыми. Но приглядевшись, он понял, это не так – они были голые, просто тысячи темно-зеленых трясущихся головастиков с налитыми кровью круглыми глазенками впивались в кожу, в каждый квадратный сантиметр кожи, сосали, выгибали прозрачные червеобразные хвосты, иногда отрывались, отплывали, не переставая трястись и дергаться, но тут же снова припадали к человечьему беззащитному телу.

– Какая гадость! – просипел Цай. И ему опять вспомнился рассказ Ивана про далекую, полумистическую Систему, там тоже миллионами выводили, выкармливали зародышей – одутловатые, сонные женщины-матки рожали их, а потом по морщинистым трубоводам они попадали в аквариумы с питательной смесью. Так говорил Иван. Но здесь они или им подобные сосали кровь из живых людей!

Знакомое лицо мелькнуло перед глазами Цая. Он вздрогнул. Нет, только не это. Показалось! Но лицо, будто выбранное из сотен других, наплыло, увеличиваясь, заслоняя все. Нет! Оно не было знакомым, просто Цай дважды видел его по визору, это один из друзей Ивана. Да, его звали Глеб, он командовал каким-то особым подразделением охраны. А теперь он там?! Вытянутое, узкое лицо, плотно сжатые губы, с опущенными уголками, глаза зажмурены, боль, страдание, но он держится, он не кричит, не молит о пощаде, какой ужас! Нет, лучше наложить на себя руки, чем вот этакое! Значит, они все там – и Дил Бронкс, и Кеша Мочила, и Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный, и Хук Образина, и Таека, и Светлана, и огромный Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский... все?! Нет! Лучше умереть. Им надо было погибнуть в бою! Хорошо сказать, погибнуть! Сам-то он не погиб, не удалось. Бедный Глеб! Эти кровососы не оставили на его теле ни одного живого места. И сколько так можно держаться, сколько так можно страдать?! Вечно. До скончания веков, пока душа твоя еще принадлежит тебе и Всевышнему. Но откажись от нее, отрекись от Создателя своего и отдай душу во власть новым хозяевам Вселенной – и обретешь свое место в цепи воплощений, во мраке Пристанища. Безумие. Это какое-то безумие! Бесчетное множество чанов, бесчетное множество голых сизых голов! Инкубаторы ужаса. О, Боже! Где же Твоя справедливая длань?