Борис Худенко - Здравствуй, сапиенс!

Теперь щелчок тумблера был бы смертельным. Космолет окружали стены. Он взглянул на руку, поспешно отдернул ее и через второй иллюминатор увидел, как створчатая диафрагма медленно закрыла вход. Виктор хотел крикнуть об этом в микрофон, но понял, что связь с Землей прервана стенками корабля.

Тогда он снова прильнул к стеклу иллюминатора. Космолет неподвижно висел внутри большого зала, слабо освещенного рассеянным зеленовато-голубым светом. Внезапно все вокруг загрохотало, как будто по железнодорожному мосту над головой несся тяжело груженный состав. Зал оставался пустым. Это продолжалось минут пять. Виктор напряженно вглядывался в постепенно густеющую бирюзу за стеклом. Грохот так же внезапно смолк. В дальней стене зала открылся квадратный люк, и из него стали выскакивать яркие стремительные тела.

Сначала Виктору показалось, что это огромные цветы. У каждого из них впереди пышной короной трепетали пурпурные плоские лепестки, окруженные круглым веером гибких лиан. Этот трепетный венец переходил в продолговатое, полупрозрачное, без резкого контура тело, которое сгущалось по бокам, образуя тонкие неподвижные крылья. Сзади тело переходило в плоский, раздвоенный, как у ласточки, хвост.

Величиной хозяева корабля были чуть поменьше человека. Они постепенно наполняли зал, окружая космолет. Несмотря на охватившее Виктора тревожное напряжение, он невольно залюбовался их ярким красочным хороводом. Рассеянный бирюзовый свет и полная, не нарушаемая ни одним звуком тишина создавали впечатление, что он стал свидетелем таинственной сказочной феерии. Казалось, стоит лишь пошевелиться, громко крикнуть — и все это исчезнет, окажется красивым сном.

В гибких отростках, трехпалых на концах, которые были, очевидно, их щупальцами или руками, хозяева корабля несли какие-то приборы.

Виктор почувствовал, что ему жарко. Он мельком взглянул на термометр. Температура воздуха, поступающего в скафандр, была тридцать два градуса и быстро повышалась.

Существа за стеклом производили приборами какие-то операции, прикладывая некоторые из них к поверхности космолета, с другими манипулировали на расстоянии.

В передней части тела у каждого из них Виктор заметил еще по два выступа, торчащих, как рожки. Хоровод этих непонятных существ становился все гуще. Некоторые, очевидно, просто глазели, медленно перемещаясь вокруг космолета и выставив свои рожки, как бы собираясь бодаться. Хозяева корабля, по-видимому, были не лишены любопытства.

Внезапно раздалось басовитое гудение. Это автоматически включилась система охлаждения космолета. Виктор еще раз взглянул на приборную доску и удивился. Температура на наружной поверхности космолета, то есть в зале, где летали эти живые цветы, была выше ста градусов! «Что делать?» — с ужасом подумал Виктор. Расходовалась энергия холодильников, необходимая для обратного пути на Землю! Ее хватит едва на полчаса работы. А потом…

Но другого выхода не было. Охлаждение позволяло растянуть время. Не могут же они не видеть, что он внутри космолета? Ведь это определенно разумные существа!

Виктор снова посмотрел в иллюминатор. Да, это были разумные существа, владеющие техникой. Ему вспомнилось слово «сапиенс», которым древние римляне отличали способность мыслить, разумно вести себя. Слово подходило к этим существам. Не люди, но разумные, сапиенсы…

Некоторые, закончив, очевидно, измерения, исчезали в черноте люка, на смену им выскакивали другие. Но человек их определенно не интересовал. Во всяком случае, к иллюминаторам ни один из них не приближался.

Виктору стало жутко. Холодильники ровно гудели, секундная стрелка хронометра беззвучно скакала по кругу. Сапиенсы продолжали кружить вокруг космолета. Он подумал о Земле. Что там творится сейчас?! Ведь он бесследно исчез для них! Что сейчас с Леной? Какой отклик вызовет на Земле его гибель, такая, в сущности, глупая и несуразная…

В гудении холодильников появился новый, страшный тон, Виктор напрягся не веря. Но звук падал, утихал, замирал…

Потом наступила звенящая невыносимая тишина.

Цветы за стеклом иллюминатора продолжали свой танец.

Виктора охватило отчаяние. Неужели они будут любоваться его агонией? Может, зажарят, подсушат и потом, не торопясь, исследуют, чем он был до смерти?

Температура повышалась.