Борис Худенко - Здравствуй, сапиенс!

Роберт стоял уже рядом с Виктором.

— Вы не перевели ему мой вопрос, мистер Кленов? — осторожно спросил он.

— Что, говорит, мужчина, почему, ты, не переводишь, его, слова.

— Космический гость очень устал после перелета, — сказал Виктор, а сапиенсу ответил по-русски: — Мне надо отдохнуть. Мы проведем беседы позже.

— Когда.

— Через несколько часов.

Сейчас надо было отвлечь внимание этих людей и сапиенса, подумать, разобраться…

— Я с удовольствием воспользуюсь вашим приглашением, мисс Эдвин.

— Мы можем поместить пока космический аппарат в ангар нашего аэродрома, — предложил Роберт. — Там гостю будет удобнее отдыхать, да и держать связь с внешним миром легче: на аэродроме прекрасная радиостанция. Охрану аэродрома обеспечат парашютисты. Вас отвезет домой Сюзанна, а я займусь перевозкой аппарата — у нас есть большие автоплатформы.

— Хорошо, мистер Эдвин, я не возражаю.

— Не беспокойтесь, мистер Кленов. Мы всё сделаем!

— Закрывайся, — сказал Виктор сапиенсу. — Тебя перевезут в другое место. Не разговаривай без меня ни с кем.

Крылья катера плавно приподнялись и захлопнулись, корпус снова стал глухим, без щелей.

З а стеной кустарника начинался крутой склон, покрытый выгоревшей травой. Внизу был виден яркий тропический лес с раскидистыми кронами деревьев. Слева расстилалась зеленая бамбуковая роща, похожая сверху на поле, засеянное рожью. За лесом открывалась сверкающая даль большого озера, уходящего к горизонту. На берегу Виктор заметил круглые, как шатры, хижины небольшого поселка. Очевидно, того самого…

Сюзанна напряженно смотрела вперед. Брови у нее были нахмурены. Она вела машину без дороги, осторожно пробираясь по склону. Машину качало и подбрасывало.

— Вам много пришлось пережить там… наверху? — негромко спросила она.

— Да, немало… — неопределенно ответил Виктор.

— Ну, а скажите по совести, мистер Кленов, — с жаром воскликнула Сюзанна, — стоят ли люди того, чтобы из-за них?.. Ну, вот так, как вы… Вы ведь в конце концов не мифический Иисус Христос? Или вы верите, что в жизни существуют добро, благодарность людей, справедливость? Почему вы не отвечаете?

— Так много вопросов, мисс Эдвин!

— Извините, — немного смутившись, сказала она. — Но на один вопрос я очень прошу вас ответить.

— Пожалуйста.

— Неужели и эти космические гости такие же варвары, как люди?

— Среди людей очень много хороших, мисс Эдвин.

Она недоверчиво взглянула на него.

— Вы так думаете?

— Я знаю, мисс Эдвин.

Он хотел еще что-то объяснить ей, но нестерпимо хотелось спать. Глаза закрылись, и открывать их было лень. Хотелось, чтобы Сюзанна ехала медленнее, чтобы его не так трясло.

— Что же вы знаете? — снова спросила она.

Она продолжала прежний разговор, а Виктор уже забыл, о чем они говорили. Да, он ей сказал, что люди бывают хорошие… Хорошие! Да, их большинство хороших! А девушка не поверила ему…

Ладно, он ей расскажет, что знает и думает о людях… Только потом…

— Так… Знаю… — в полусне ответил он и, с трудом приоткрыв глаза, увидел, что Сюзанна смотрит на него и улыбается тепло и немного смущенно.

Машина поехала медленнее. Совсем потихоньку…

Виктору стало спокойно и хорошо. Он подумал, что она очень странная… Спрашивает о других, а сама хорошая… Заботливая…

Сюзанна не терпела ни сентиментальности, ни романтического благодушия. Она всегда считала, что холодный скепсис, даже цинизм, — самое подходящее отношение к этому дрянному миру, в котором все ложно, жестоко, эгоистично. Всякие романтические ахи о чем-то возвышенном и прекрасном она связывала либо с недостатком ума, либо с ханжеством тех, кто уверял ее в своих благородных порывах. Даже любовь, эта красивейшая из человеческих выдумок, — тоже ложь. Никакой любви не было и нет! В юности бывает немного страсти, дурманящей голову, в старости — привычка и боязнь перемен. Вот и все!

Она хотела так думать, всегда старалась заставить себя! быть равнодушной, расчетливой, холодной и… никогда не была такой…

И с этим русским получилось то же самое.

Еще когда газеты писали, что Виктор Кленов готовится в полет, она все думала: ради чего он понесется туда, может быть, к своей смерти? Она старалась убедить себя: тщеславие, деньги в конце концов просто глупость. И чувствовала, что все это не то…

Нет, он не укладывался в рамки ее философии. Это сердило ее и вместе с тем радовало, как будто она только и ждала, чтобы ее переубедили.