Александр Сиваков - Настя

Как правило, люди, воспринимая информацию, просто "запоминают" её, то есть пытаются сохранить её, "наслаивая" на всё то, что уже имеется в голове. Из-за этого самые различные факты, выводы из них, даты, числа, имена, номера телефонов – всё это смешивается между собой настолько, что срабатывает предохранительный психический клапан: та информация, что была накоплена в период бодрствования, за ночь почти полностью стирается, остаётся только самое необходимое, а, зачастую, что-нибудь глупое и бесполезное. Представьте себе компьютер, все файлы в котором смешаны между собой без всякого подобия структуры. Пользоваться подобным механизмом почти невозможно. Голова среднестатистического человека напоминает именно вот такой горе-компьютер.

Главная особенность моей памяти состоит в том, что я никогда ничего не забываю. С самого детства (хотя, я и сейчас не очень взрослая)… скажу точнее: с того момента, как я себя помню, каждый факт, любую воспринимаемую информацию я оставляю в жёстко структурированной ячейке, включающей заголовок, ключевые слова и список таких же "ячеек", с которыми может быть связана искомая. Например, я узнаю, что Наполеон родился в 1769 году. Я не просто запоминаю данную дату. Я отыскиваю в памяти ячейку с заголовком "Наполеон" (заполненную, кстати сказать, не так полно, как мне этого хотелось бы), и оставляю дату его рождения там. Заодно заношу год в список ключевых слов. Интересно, а что там у нас в ячейке "1769"? О, да тут много всего! Окончание англо-майсурской войны, год рождения Аракчеева, получение Айркрайтом патента на прядильную машину, год рождения немецкого поэта и историка Арндта, первая архипелагская экспедиция русского флота…

Это по алфавиту.

И таких наименований – больше полутора сотен. Каждый факт имеет ссылочку к другой ячейке, там – десятки других подобных ссылок. Иногда, когда мне нечем заняться, я могу просто лежать с закрытыми глазами и путешествовать по памяти словно по Интернету. Иногда я забираюсь в такую глубину, что сама удивляюсь, каким образом, когда и – главное – для чего я всё это запоминала. Впрочем, особенно удивляться тут нечему – на самом деле всё очень просто и логично. Когда любому фактику, даже самому крохотному, отведено отдельное место, как можно его забыть?

Резюме: мало обладать головой, нужно уметь ею пользоваться.

Думаю, уже стало ясно, почему на вопрос Марека я ответила не так, как он этого ожидал. Для меня все перечисленные нашим доморощенным психологом слова лежали в разных семантических "ячейках" памяти, они не пересекались между собой ни в каких областях.

Через несколько минут у меня возникло подозрение, что мы заблудились. Мы шли уже довольно долго, Никита чаще оглядывался назад, чем смотрел вперёд, глаза его начали нехорошо бегать. Мне стало его жалко. Если кто-нибудь из ребят поймёт то же, что и я, парень окажется в луже. Да и мешок тяжёлый, такой лишних пару метров пронести – это уже проблема. А сколько мы зря пробегали?

Только я собралась утвердиться в своих подозрениях, прямо перед нами очутилась крохотная деревянная избушка. Я такие видела только в исторических фильмах. Стены были сложены из толстых, плотно подогнанных друг к другу брёвен, окна закрывались самыми настоящими ставнями, один из которых висел на одной петле. Экстерьер завершала тонкая коричневая от ржавчины труба. Никита, казалось, удивился этой избушке больше, чем все мы вместе взятые.

– Как в сказке! – Восхищённо воскликнула Марина. – Прямо избушка на курьих ножках! – И посмотрела на меня так, словно ожидала, что я вместе с ней разделю её радость.

Внутри оказалось сыро и темно. Единственное окно почти не давало света. Пахло чем-то затхлым. Потемневшие от постоянной сырости полы немилосердно скрипели. В одном углу стояла кровать, в другом – старый колченогий стол, какая-то тумбочка – это была вся обстановка.

Ребята затащили мешок с пленником и бросили около порога.

Никита даже потёр руки от удовольствия.

– Сначала нужно предупредить по поводу очков, – сказала Полина. – Если с меня сейчас эти идиотские баллы будут слетать с такой же скоростью, как и вчера, я до вечера не доучусь.

– Хорошо, – коротко ответил Никита.

Мы сняли с головы мальчишки мешок. Он растерял весь свой гонор, губы у него дрожали, глаза цеплялись за каждое увиденное лицо.

– Привет, котёнок! – Поздоровался Никита, присаживаясь перед ним на корточки. Пленник ничего не ответил, только с испугом уставился на мальчика, угадав в нём главного (по крайней мере, на этом допросе).