Наци смертельно ненавидели его за многое и, главное, за то, что Эрнст боролся против них, проявляя при этом непоколебимое мужество и стойкость. Он указывал немецкому народу единственный возможный путь к счастью — призывал крепить и развивать дружбу с великим и добрым советским народом.
Что бы сказал Эрнст, если бы увидел Герта, подстерегающего здесь Фрица Каннабиха? Может быть, пожал ему руку еще раз?..
Да, обезвредить одного из палачей-изуверов, пытающегося во что бы то ни стало затянуть безнадежную войну, — долг Герта, его партийный долг!..
На мгновение представилась Герту его Германия, которую он так любил: ее живописные реки с холмистыми берегами, дымящиеся трубы заводов, красные черепичные крыши, приветливо выглядывающие из-за невысоких тенистых деревьев.
Но она уже давно перестала быть такой! Проклятые наци превратили ее в сплошной кровавый застенок!..
Часы пробили четыре раза.
Герт застыл в углу подле двери, весь вытянувшись, напряженно прислушиваясь к мерному скрипу половиц.
На этот раз слух не обманул его. То были шаги.
Взгляд Герта не отрывался от двери. Ему представилось, что сейчас в комнату протиснется существо, похожее на гиену: зловещего зверя, разрывающего могилы и пожирающего мертвых.
Была в журнале опытов страшная запись. Жалуясь на то, что не удается очистить основное вещество от пахучих примесей, Каннабих писал:
«…при вскрытии обнаруживаю, что мозг подопытных пахнет резедой. Так Мюллер и Цангер, работая с синилкой, обнаруживали запах горького миндаля. При надавливании на туловище трупа (да, да, записано было именно так) все тот же запах резеды слышен изо рта…»
Запись осталась будто выжженной в памяти. Стоило зажмурить глаза, как тотчас возникало фантастическое видение. Длинный Фриц, выгнув горбом спину, склонялся над мертвецом, стискивал его руками в окровавленных резиновых перчатках, какие надевают хирурги во время операции. Почти приникнув к трупу лицом, принюхивался, чем он пахнет.
До Герта долетели, приближаясь, обрывки разговора. Нехорошо! По лестнице поднимались двое.
— Сборный пункт в Амштеттене, — услышал Герт голос Каннабиха. — Наши машины тоже… В третьей колонне…
Второй голос что-то ответил.
— Да, дожидаться, — сказал Каннабих. — Пока я сожгу бумаги. Адъютант командующего может позвонить с минуты на минуту.
Дверь распахнулась от резкого толчка. Сейчас Герт был спрятан за нею. Только бы ее не закрыли раньше времени! Сумеет ли он справиться с двумя, с Каннабихом и со вторым?..
— Неужели я вечером не запер кабинет? — услышал Герт удивленный голос Каннабиха. — Никогда не случалось со мной… Впрочем, события вчерашнего дня…
Он и сопровождавший его эсэсовец прошли к письменному столу. Дверь осталась открытой.
— Но почему именно Амштеттен и Линц? — спросил Каннабих.
— А куда же еще? На юго-запад, в Альпы? Плохи дороги… А добравшись до Амштеттена, вырвемся сразу на магистральное шоссе. Отсюда, от Мансдорфа, до него рукой подать, двадцати километров не будет…
Длинный Фриц что-то невнятно пробурчал. Он взял со стола раскрытый журнал опытов, рассеянно перевернул несколько страниц, потом сунул в карман макинтоша. Почему-то он был в макинтоше.
Только сейчас из обрывков разговора Герт понял, где находится вилла-тюрьма. Мансдорф! Так назывался курорт на правом берегу Энса, южного притока Дуная, располагавшийся как раз там, где река в своем течении делает резкий рывок на восток. Линц, небольшой австрийский город, стоял севернее, почти у впадения Энса в Дунай.
— Генерал прав, — продолжал эсэсовец, — американцы — деловые люди. С ними можно договориться…
— Все, кто угодно, лишь бы не русские, — пробормотал Длинный Фриц, садясь на корточки и с шумом открывая ящики письменного стола, один за другим. — Все, кто угодно… Черт, дьявол!..
Он принялся торопливо выбрасывать из ящиков папки и рвать их содержимое в клочья. Шуршание бумаги заглушало его слова. Герт услышал только: «Фарбен Индустри»… «Старые связи»…
— Да, вы в значительно лучшем положении, чем любой из нас, — сказал эсэсовец. — Я слышал, что взаимная информация концернов осуществлялась и во время войны. Заранее прошу о покровительстве.
Длинный Фриц поднял утомленное дряблое лицо. В ярком свете настольной лампы видна была на нем каждая морщинка, каждая складка.
— Вы думаете? — спросил он, продолжая комкать и рвать какие-то бумаги.
— Убежден. Янки тоже нужна формула страха… Во всяком случае, вы будете богатым человеком в Америке, господин профессор.
Читать дальше