Анатолий Бритиков - Дом с привидениями

— Ошибся малость в расчетах! — Пробоев посмотрел на солнце. — Думал раньше успеть…

— Ничего, засветло уложимся!

— У меня багаж кое-какой в машине… И саму ее надо куда-то пристроить.

— “Антилопу” вашу поставим к ангару — у нас тут никто не тронет. Пошли пригоним… Я только пилота своего предупрежу: пусть тоже собирается!

В иллюминаторе стали видны собравшиеся у посадочной площадки люди. Фигурки быстро росли — Пробоев уже узнавал своих старых знакомых: начальника партии Павла Петровича, главного геофизика Георгия Константиновича, шофера Славу…

Пыль заволокла стекло. Легкий толчок… Тишина.

— Наконец-то, Никодим Саввич, наконец-то! Заждались мы тебя, благодетель! — Начальник партии энергично тряс Новикову руку. — Да ты никак с гостем? Здравствуйте, товарищ Пробоев!

— Здравствуйте, Павел Петрович! Приветствую вас, друзья! Геологи откровенно радовались прибытию вертолета: производственные интересы в той или иной мере всех их заботили, всех касались. Нет полетов — нет выполнения плана, нет плана — нет премии. Зато неприятностей не оберешься!

— Что, Игорь Валентинович, снова к нам? Не дают, вижу, вам покоя “братья по разуму”! — Георгий Константинович подмигнул и залился характерным смехом, смущавшим Пробоева еще в тот приезд, — так этот гогот-клекот, захлебывающийся и звонкий, не подходил к могучей фигуре геофизика.

— Не дают, не дают, бестии…

— Кадила подходящего на них нет! Кадило хорошее нужно! Кхе-кхе-кхе! Георгий Константинович выпустил новую очередь неуемной жизнерадостности и полез под кабину вертолета, который помощник Никодима с шофером Славой успели уже закрепить на растяжках.

Начальник партии взял Никодима под руку.

— Как в управлении машина?

— Слушается, Павел Петрович, слушается потихоньку…

— Тебя бы не слушалась!

Новиков повел плечом.

— Хорош, хорош кормилец!.. — закончил осмотр геофизик. — Нутром его полюбуемся завтра с утречка! Верно, Слава?

Он обнял шофера за плечи и повел к стоящему в отдалении автобусу: За ними двинулись остальные.

— Мешок мой… — приостановил Пробоев Никодима.

— Пусть в вертолете переночует, ничего с ним не случится.

— Друзья! Сейчас, — начальник партии отвернул манжету рубахи, — сейчас восемнадцать часов пять минут… Никодим Саввич, гостя вы опять к себе забираете?.. Ясно! Час вам на акклиматизацию, а затем прошу всех ко мне отужинать! Заметано?.. Трогай, Слава!

Часам к девяти за потерявшим первоначальную привлекательность столом в доме начальника партии было шумно и накурено.

Пробоев, вдоволь отведавший и волнушек прошлогоднего засола, и жареных ранних подберезовиков — “колосовиков”, съевший гигантский кусок жирной, переперченной свинины и оттого мучимый жаждой, потягивал брусничный квас…

— Вы тут, Игорь Валентинович, только что с некоторым скептицизмом рассуждали о генной памяти, — вернулся вдруг к казавшемуся Пробоеву законченным разговору сидевший напротив Никодим. — Вот скажите тогда, откуда я знаю французский язык? А я его, поверьте, весьма прилично знаю, хотя никогда в жизни не учил, что тоже хорошо знаю… Во сне же мне порой занятная картина видится: окно полукруглое, за окном ветка вишни — то с ягодами спелыми, то в цвету, то в снегу, то в листьях пожелтевших, — у окна дама в белом парике и в белом платье, каких в наши дни не носят, — бонна не бонна, учительница не учительница, но только — я во сне понимаю — не мама моя… Мамы я, между прочим, не знал, не ведал: я ведь из подкидышей. Кстати, как и Никита… — Новиков кивнул на своего безразлично молчавшего рядом помощника. — Такой у нас сложился экипаж!..

Никита, не меняя выражения лица, негромко пробурчал:

— Не балуй, Никодим…

Никодим успокаивающе похлопал его по руке.

— О родословной моей я, естественно, никакого представления не имею, про сидящие во мне гены ничего предполагать не могу. Себя же лет с шести, с приюта, отлично помню: и в школе-интернате, и в авиационном училище английский язык учил. Ничему, конечно, не выучился, кроме как читать со словарем, но не о том сейчас разговор. Разговор — о французском, откуда я знаю французский?

Покуда Игорь Валентинович обдумывал, как бы поправдоподобней и поосновательней объяснить Никодиму неясную самому Пробоеву странность, вмешалась главный бухгалтер партии:

— Мне, знаете, тоже временами один сон снится: я — малышка совсем — лежу в кроватке, а надо мной — что бы вы думали? — счеты висят, и я не в игрушки какие-то, как все нормальные дети, играю, я костяшки двигаю, костяшками щелкаю — считаю что-то…