Гарри Гаррисон - Туннель во времени

Пассажиры знать не знали, что бег двух поездов направлялся компьютером Брэббеджа, который отвел определенное время для обеих стоянок на промежуточных станциях и затем так регулировал скорость, что сейчас, когда американский состав Трансатлантического экспресса скользил к платформе, с другой стороны к той же платформе подплывал английский состав; синхронизация встречи посреди океана прекрасно удалась Брэббеджу, тормозные колодки обоих поездов опустились в один и тот же миг.

Остановка здесь предусматривалась сравнительно короткая, буквально для нескольких речей; затем поезда снова должны были пойти своими маршрутами. Гас смотрел на состав напротив, на приветственно машущих людей в его окнах, и в этот момент прикосновение к плечу заставило его обернуться, и он встретился взглядом с человеком в форме проводника.

— Не могли бы вы пойти со мной, капитан Вашингтон?

Сразу ощутив в его голосе крайнее беспокойство, Гас без колебаний кивнул и поднялся, надеясь, что соседи не слышат; но те были слишком увлечены новыми ощущениями и общим возбуждением, чтобы быть настолько внимательными. Вслед за проводником Гас спустился на платформу и там немедленно осведомился, в чем дело.

— Я не уверен, сэр, но что-то с сэром Айсэмбардом. Мне ведено привести вас к нему как можно скорее.

Они поспешили к поезду, замершему в ожидании, — и там он увидел Айрис; схватив Гаса за руку, она повела его по коридору подальше от чужих ушей.

— Отец… У него снова приступ. И он хотел видеть вас. Доктор опасается, что… — Она не смогла договорить; слезы, которые она с таким достоинством сдерживала до сих пор, прорвались.

Гас осторожно коснулся своим платком ее глаз и проговорил:

— Проводите меня.

Сэр Айсэмбард был в купе один, если не считать суетившегося врача; шторы были опущены. Едва бросив взгляд на укутанное шерстяным одеялом тело. Гас понял, что дела действительно плохи. Великий инженер выглядел теперь маленьким и совсем старым; он лежал, закрыв глаза, приоткрыв рот и коротко, часто дыша; губы его посинели. Врач делал укол в бессильно лежащую руку, и им пришлось молча ждать, когда он закончит.

— Папа, — выговорила наконец Айрис и больше ничего не смогла сказать.

Его глаза медленно приоткрылись, и, прежде чем заговорить, он долго вглядывался в ее лицо.

— Подойдите… оба… подойдите. Доктор, нет сил… совсем нет сил…

— Так и должно быть, сэр. Вы должны понять…

— Я понимаю, что я должен как-нибудь сесть… чтобы я мог говорить. Укол, вы знаете, что мне нужно.

— Любые стимуляторы в такой момент абсолютно исключены.

— Смешно, что вы говорите… они убьют меня. Так ведь все равно умирать… дайте мотору постучать чуть дольше — вот и все, что я прошу.

Врач заколебался лишь на миг. Приняв решение, он повернулся к своей сумке и стал готовить шприц. Айрис и Вашингтон молча дождались окончания процедуры и увидели, как на щеках больного чуть проступила краска.

— Так гораздо лучше, — проговорил сэр Айсэмбард, пытаясь сесть.

— Самообман, — настойчиво сказал доктор. — Потом…

— Потом будет потом, — проговорил сэр Айсэмбард сварливо, как встарь. — Я положительно собираюсь досмотреть праздничный пробег до конца, доктор, и я это сделаю, если вы не лишите меня внимания ваших чертовых иголок. Теперь побудьте снаружи, пока мы не достигнем станции Грэнд-бэнкс, там мне понадобится ваша помощь, чтобы перейти из поезда в поезд, — он подождал, пока дверь за врачом закроется, и повернулся к Гасу. — Я свалял дурака, я это сообразил наконец.

— Сэр…

— Не перебивайте. Туннель построен, и все поводы к нашей вражде исчерпали себя. Если они вообще когда-то были, вот в чем штука. Сейчас, когда я стал ближе к своему Создателю и к жизни вечной, я вижу, что, наверное, все беды по большей части были вызваны моим неверием в ваши способности. Если так, простите меня. Куда важнее, что из-за своего эгоизма я заставил страдать двух людей, и за это я особенно прошу прощения. Было время, когда я знал, что вы оба хотите обвенчаться. А сейчас?

Быстрым кивком Айрис ответила за двоих; ее рука несмело нащупала руку Гаса.

— Быть по сему. Следовало сделать это много лет назад.

— Я не могу и не хочу оставить вас, отец.

Я так решила.

— Чушь. Побыстрее выходи за него и не беспокойся, что тебе еще хоть сколько-нибудь придется обо мне заботиться.

— Нет!

— Да. Так лучше. Человек может либо строить из себя дурака на смертном одре, либо признать, что он был дураком прежде. После этого ему лучше умереть. Теперь позовите врача, мне опять нужна его помощь.