Нина Пунтус - Город дождя

– Что это значит? Они ведь не умерли. Умоляю, скажи, что это не так!

Я опустилась на землю и, зажмурившись, стала потирать виски, пытаясь заставить себя поверить, что мне это только привиделось.

– Они мертвы здесь, – тихо ответил он.

– Это из-за меня? – мой голос дрогнул.

– Можно сказать и так. Но в твоём мире они все по-прежнему живы. Это кладбище не для местных жителей – оно для их близких, с которыми им уже вряд ли удастся встретиться, – он протянул мне руку, помогая подняться.

Когда спустя несколько секунд я осознала, что с родными всё хорошо, то обнаружила странную вещь: Ветер по-прежнему держал мою руку. Я вопросительно посмотрела на него, и только в этот момент поняла, что именно в нём изменилось – в его глазах появился какой-то мягкий глубокий свет, который раньше был ему совершенно чужд.

Неожиданно у меня за спиной заиграла музыка, и под серебряными деревьями, недалеко от себя, я увидела мерцающую женскую фигурку, склонившуюся над старым, потёртым роялем, который я отчего-то не заметила раньше. Девушка играла, едва касаясь клавиш тонкими полупрозрачными пальцами, и по дремлющему кладбищу разливалась тихая и печальная мелодия “Лунной сонаты” Бетховена. Чёрные кружевные рукава её платья блестели, как шёлковые крылья. Она играла, а с дерева медленно сыпались янтарные листья, падая на рояль, сверкая своим последним теплом, опускаясь на её волнистые рыжеватые волосы. Глаза девушки были закрыты, а губы её замерли в странной полуулыбке, целиком обращённой к музыке. Конечно, я слышала эту мелодию и раньше, но не догадывалась, что она может звучать так красиво. Меня охватила невероятная лёгкость, казалось, ничего теперь не имеет значения – только эта льющаяся прямо в душу успокаивающая музыка, только падающее с деревьев тленное золото, только моя тонкая рука в холодной руке Ветра. В голове, затуманивая рассудок, звучали непонятные мысли и желания: “если бы он сейчас поцеловал меня, я бы не стала возражать, и даже ответила ему порывистым и горячим поцелуем”. Но, как только я сама потянулась к нему, музыка внезапно оборвалась. Он резко отстранился и взглянул на меня с колючей усмешкой. Его тёмные глаза снова выражали знакомое равнодушие, смешанное с презрением.

Ругая себя за свои непонятные действия, я отвернулась от него и пошла к девушке, которая с интересом наблюдала за нами, стоя возле чёрного рояля, чья краска давно облупилась. Она была похожа на сказочную фею, сошедшую с иллюстраций книг, которыми была забита комната Радуги.

– Здравствуйте, Иллюзия, – ласково сказала она. – Вам понравилась моя игра?

– Это было волшебно!

Я пробежала пальцами по клавишам, и удивилась, поняв, что инструмент совсем расстроен.

– Вы пришли сюда ночью, чтобы играть? – спросила я девушку, которая переключила своё внимание на моего ночного спутника, стоявшего недалеко от нас.

Какое-то время она ещё изучала его, прежде чем ответить мне.

– Да. Я всегда прихожу сюда в этот час.

– Вы смелая девушка, – сказала я, улыбнувшись ей.

– Я ничего не боюсь, кроме забвения. Когда-то я была известной пианисткой, а теперь меня никто не приходит слушать. Это так грустно, вы не находите?

В этот миг её ноты подхватил сильный порыв ветра и унёс их на дно оврага, бросив лежать среди грязных бутылок и прочего мусора. Она молча подошла к краю и долго смотрела вниз, как свергнутая, но хранящая в себе остатки былой гордости, принцесса, которая спустя много лет вернулась в родные края, забралась на высокий мыс и устремила взгляд на развалины своего некогда величественного замка, чьи камни давно смешались с камнями прибрежных скал.

– Я помогу вам собрать их, – сказала я, приблизившись.

– Не надо, – покачала головой девушка и вернулась к своему инструменту.

– Почему? – не поняла я.

– Потому что я больше не буду играть, – ответила она, захлопнув крышку рояля.

Однажды я похожим образом заявила маме о своём нежелании ходить в музыкальную школу. У меня были способности, мне нравилась музыка, нравилось играть на пианино, но неуравновешенные учителя и навязчивая идея мамы сделать из меня нового Моцарта постепенно отбили у меня всякое желание заниматься. Это не было детским капризом, но мама не могла воспринять моё решение по-другому. Она даже не представляла, как больно было всё время чувствовать, что я не оправдала её надежд.

– Мне нужно уходить, – сказала девушка, стряхнув с волос маленький листик.

– Вы больше не придёте сюда?