Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II

— Да, конечно, но... Я хочу спросить. Вчера, когда я наблюдал минимизацию кролика, на протяжении всего процесса было слышно завывание, и — громкий звук при деминимизации. Ничего подобного не наблюдалось, когда минимизации подвергся...

Конев поднял палец:

— А... Шум слышен, когда вы находитесь в нормальном пространстве, а не в минимизированном. Я первый осознал это, когда был минимизирован, и написал об этом отчет. Мы до сих пор не знаем, почему поле миниатюризации, похоже, не пропускает звуковые волны и пропускает световые. Но затем, по ходу работы, мы отбросили эту проблему и решили изучить другие аспекты процесса.

— Пока мы не откроем фатальные аспекты, — проворчал Моррисон. — Юрий, неужели вы ничего не боитесь?

— Я боюсь, что не смогу закончить работу. Это случится, если я умру завтра или откажусь пройти минимизацию. Маловероятно, что меня остановит смерть, но если я откажусь от участия в минимизации — это будет конец. Вот почему я предпочитаю риск первому и выбираю последнее.

— Вас беспокоит, что Софья подвергнется минимизации вместе с вами?

Конев нахмурился:

— Что?

— Если вы не помните ее имени, я помогу вам, назвав фамилию — Калныня.

— Она — член группы и будет на корабле.

— И вы не возражаете?

— С какой стати?

— В конце концов, она чувствует, что вы предали ее.

Конев зло нахмурился и слегка покраснел:

— Неужели ее безумие так далеко зашло, что она доверила свои абсурдные мысли чужому? Если бы ей не нужен был этот проект...

— Извините, но ее мысли не показались мне абсурдными...

Моррисон не знал, почему он затеял этот разговор. Возможно, он чувствовал себя пристыженным из-за боязни перед поставленной перед ними задачей, когда другие горячо этого желали? И поэтому хотел пристыдить других.

— Вы были когда-нибудь ее... другом?

— Другом? — на лице Конева отразилось презрение. — Какая дружба? Когда я приступил к работе над проектом, она уже вела тему. Мы вместе работали. Оба были новыми и неопытными людьми. Конечно, мы испытывали нечто, что можно назвать дружбой, физической потребностью, близостью. Что в этом такого? Мы были молоды и глупы. Но это пройденный этап.

— Но кое-что осталось. Ребенок.

— Не мой. — Он закрыл рот, лязгнув зубами.

— Она говорит...

— Нет сомнений, что она хотела бы взвалить на меня всю ответственность, но не выйдет.

— Вы сделали генетический анализ?

— Нет! О ребенке позаботятся должным образом.

И даже если генетический анализ вдруг определил бы, что я отец, я отверг бы все усилия привязать ко мне ребенка с помощью эмоций. И женщина ничего бы не получила.

— Неужели вы такой... бессердечный?

— Бессердечный! Вы вообразили, что я обманул молодую наивную девушку? Во всем проявляла инициативу она. Она случайно не упомянула в печальной истории, которую вам поведала, что была беременна и сделала аборт за несколько лет до встречи со мной? Я не знаю, кто был отец тогда и кто — сейчас. Возможно, она сама об этом не знает — и в том, и в другом случае.

— Вы жестоки к ней.

— Да. Но она сама к себе жестока. У меня есть любовница. У меня есть возлюбленная. Это моя работа. Это абстрактный человеческий мозг, его изучение, его анализ и все, что касается его. Женщина, в лучшем случае — развлечение, в худшем — разорение. Без сомнений, это она заставила вас завести этот разговор, о котором я не просил...

— Нет, не она, — прервал его Моррисон.

— Дело не в этом. Этот разговор может стоить мне бессонной ночи и завтра ослабит мое внимание, которое очень понадобится. Вы этого хотите?

— Нет, конечно, — спокойно ответил Моррисон.

— Значит, этого хочет она. Вы не представляете, какими только способами она ни пыталась вмешаться и как часто это получалось. Я не смотрю на нее. Не говорю с ней. И все равно она меня не оставляет.

Ее воображаемые обиды кажутся такими же свежими, как и тогда, когда я ушел первый раз. Да, я против, чтобы она была со мной на корабле. И я сказал об этом Барановой, но она ответила, что мы оба нужны. Вы довольны?

— Извините. Я не хотел вас так расстраивать.

— А что вы хотели? Просто спокойно поговорить? Скажите, а как насчет предательства и грязных штучек, которыми вы апеллировали? Просто дружеская беседа?

Слегка наклонив голову, Моррисон молчал, чувствуя ярость собеседника. Трое из пяти на корабле — он и два бывших любовника — страдают от чувства невыносимой обиды. Интересно, можно ли таким образом в разговоре вывести из строя Дежнева и Баранову?