Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II

— Я не могу в это поверить, — возразил Моррисон. — Неудачи двух предшествующих веков означают всего лишь наше бессилие в глубоком изучении этой проблемы. Общая теория относительности почти что представила нам единое поле для этой цели. (Он чувствовал облегчение от того, что все еще был способен обсуждать сложные проблемы. Если бы его мозг перегревался, он бы уже утратил эту способность).

— «Почти что» во внимание не принимается, — заметила Калныня. — Но, мне кажется, Шапиров согласился бы с вами. Он предполагал, что коль скоро мы привяжем постоянную Планка к скорости света, нам не только удастся проводить минимизацию и деминимизацию без энергозатрат, но это также даст толчок теоретическим изысканиям в определении связей между квантовой теорией и теорией относительности. А конечным результатом этого явится разработка теории единого поля. И, возможно, все это окажется гениально просто, так, он говорил, бывало.

— Возможно, — отозвался Моррисон. Он не мог возразить что-то определенное по этому вопросу.

— Шапиров также утверждал, — продолжала Калныня, — что при ультраминимизации гравитационный эффект будет близким к нулю, поэтому его вообще можно будет игнорировать, и что скорость света при этом будет настолько высокой, что ее можно будет считать безграничной. При массе, фактически равной нулю, инерция тоже будет фактически равняться нулю, и любой объект, хотя бы такой, как наш корабль, может получить любое ускорение при фактически нулевых затратах энергии. Мы получим практически безгравитационный полет со скоростью, превышающей скорость света. Овладение химическими процессами позволило нам передвигаться в пределах Солнечной системы, использование ионных устройств позволило бы добраться до ближайших звезд, в то время как релятивная минимизация положила бы у наших ног всю Вселенную, любил говорить он.

— Да, это звучит! — восхищенно воскликнул Моррисон.

— Теперь, надеюсь, вам понятно, какими поисками мы сейчас заняты?

Моррисон кивнул:

— И преуспеете, если нам удастся прочитать мысли Шапирова, которые все-таки могут оказаться только мечтами.

— Но ведь имеющийся шанс стоит риска?

— Я уже склонен поверить в это, — тихо проговорил Моррисон. — Вы ужасно убедительны. Почему бы Наталье не пользоваться аргументами такого же свойства, а не теми, которые она предъявила мне?

— Наталья есть Наталья. Она чересчур практична, в ней нет ни капли романтики. И она всегда добивается своего.

Моррисон разглядывал сидящую слева от него Софью, устремившую мечтательный взгляд куда-то вперед. В профиль она выглядела совершенно непрактичным романтиком, мечтающим, как Шапиров, завоевать Вселенную. С такими, как она, в это, вероятно, можно было поверить.

Он сказал:

— Ваша неудачная личная жизнь, возможно, не мое дело, Софья, как вы один раз заметили, но мне ведь говорили о Юрии.

Ее глаза сверкнули:

— Аркадий! Это, конечно же, он. Какой же он... — Она покачала головой. — При всей образованности и даже гениальности он все-таки остается неотесанным крестьянином. Я всегда думаю о нем как о бородатом деревенщине с бутылкой водки.

— Думаю, он как-то по-своему неравнодушен к вам, даже если и не выражает чувств высоким стилем. Многие, думаю, к вам неравнодушны.

Калныня посмотрела на Моррисона несколько неприязненно, как бы сожалея, что разоткровенничалась с ним.

Он же продолжал осторожно подталкивать ее к разговору на больную тему:

— Почему вы не хотите мне об этом рассказать? Думаю, вам стало бы легче. Мне ведь проще судить обо всем со стороны. И, уверяю вас, мне можно открыться.

Калныня снова посмотрела на него. Но на этот раз даже с некоторой благодарностью.

— Юрий! — фыркнула она. — Все неравнодушны, кроме Юрия. Он вообще не знает, что такое чувства.

— Но он, должно быть, когда-то вас любил?

— Должно быть? Вот уж чему не могу поверить. Он, видите ли, обладает... — уставившись в потолок, она щелкнула дрожащими пальцами, подыскивая подходящее слово, — дальновидностью.

— Но мы не всегда, увы, властны над своими эмоциями и страстями, Софья. Возможно, он встретил другую женщину и теперь думает только о ней.

— Нет никакой другой женщины, — возразила, нахмурившись, Калныня. — Никого! Он просто пытается укрыться за этой ложью! И меня он любил, если, конечно, любил, как-то отстраненно, просто потому, что я оказалась под рукой, удовлетворяла его нечастые физические потребности. А кроме того, тоже участвовала в проекте, поэтому ему не приходилось терять много времени на ухаживания. Занимаясь таким важным делом, он не придавал мне большого значения. Он иногда просто пользовался мной — спокойно, ненавязчиво — в минуты своего досуга.