Фаддей Булгарин - Сцена из частной жизни, в 2028 году, от Рожд. Христова

Вельможа. Об этом также говоришь мой сочинитель. Он описывает людей, занимавших места не по заслугам и достоинствам, как овец на привязи. Каждый секретарь, каждый подьячий вертел таким человеком, как пешкою.

Судья. Иначе и быть не может.

Молодая дама. А что ж говорит ваш сочинитель о женщинах?

Вельможа. Он говорить, что наши прабабушки любили слишком наряжаться.

Молодая дама. Это не беда.

Вельможа. Беда та, что знатные и богатые дамы ничего более не делали, как разъезжали целое утро по модным магазинам и брали в долг модные тряпки, за которые бедные мужья должны были платить, занимая деньги под залог имения, что эти дамы не занимались хозяйством, поверяли детей и даже дочерей на руки наемников и наёмниц, и более думали о своих чепцах и шляпках, нежели о головах и сердцах своих детей. Сочинитель жестоко вопиет, что дамы не хотели и даже не умели читать и писать по-русски…

Молодая дама. Полноте, полноте, это ужасно. Я не верю вашему сочинителю.

Вельможа. И я вам не ручаюсь за правду, но говорю, что написано.

Придворный. Если б в наше время девица знатной фамилии не знала совершенно своего языка, не умела распоряжаться домом, и не знала отечественной истории и словесности, так же хорошо, как женских рукоделий, то я уверен, что она не нашла бы себе мужа, хотя б имела в приданое биллион империалов. Всякий честный человек отказался бы от руки и от денег ради стыда!

Молодая и пожилая дамы вместе. Без сомнения!

Журналист. Нет ли чего там и для нашей братии?

Вельможа. И очень много. Автор говорит, что в его время многие журналисты брались в обозрениях словесности судить о своих собратьях, и руководствуясь личностями, старались унижать их неоспоримые достоинства резкими, безграмотными приговорами…

Судья( прерывая ). Но это противно законам: никто не может быть судьёй в своём деле, не зная его совершенно.

Вельможа. Автор жалуется, что во многих журналах пристрастие доходило до такой степени, что если лучшую книгу похвалили в одном журнале, то в другом нарочно бранили ее, из одной ненависти к сопернику журналисту. Сочинитель более всего негодует на то, что некоторые журналисты позволяли мальчишкам и школьникам печатать в своих листках безграмотные суждения и злобные приговоры о произведениях людей, заслуживших уважаете публики. Наконец, он говорит, что в его время весьма мало было хороших журналов.

Журналист. Иначе и быть не могло, если наши братья позволяли школьникам умничать в своих листках, и если (что во сто крат хуже) мальчики брались за ремесло журналиста, требующее опытности, и — смело сказать, добросовестности…

Вельможа. Не стыдитесь досказать: и познаний.

Придворный. Но если ваш сочинитель вооружался против всех злоупотреблений, а особенно против безграмотных юношей, то, верно, его ужасно бранили в журналах.

Библиограф. Без всякого сомнения: это участь каждого критика, каждого комического и сатирического писателя.

Молодая дама. Мне жаль этого бедного сочинителя! Но нельзя ли узнать, как он, бедняжка, воевал на литературном поприще?

Антикварий. Порывшись в книгах, конечно, можно все найти, но наизусть кто вспомнить эти дрязги?

Библиограф. Это весьма легко отыскать в биографическом Словарь Русской Словесности. ( Подходит к шкафу и, оборачиваясь к вельможе, говорит). Как бишь называется ваш сочинитель?

Вельможа. Ф. Булгарин.

Библиограф. Вот литера Б. Ну, слава Богу, нашёл. ( Смотря в книгу, говорит ). Но он сам издавал журнал. Этот сочинитель даже сильно критиковала безграмотных сочинителей своего века, а особенно дурных стихоплётов. За то доставалось и ему. Тут именно сказано, что лишь только его «Сочинения» вышли в свет, то на них накинулись неучи-критики, как вороны на спящего ястреба, и обругали не на живот, а на смерть!

Молодая дама. А он, бедняжка, что же делал? Верно, грустил.

Библиограф( продолжая смотреть в книгу ). Ни мало. Публика догадалась о причине критик и, не внимая им, раскупила книги, а сочинитель смеялся от чистого сердца уловкам своих противников, и радовался, что его критики вооружены были тупыми перьями, которые они обмакивали в желчь, а не в чернила, так, что каждый это ясно видел, как чёрное на белом. Так сказано в его биографии.