Елена Первушина - Концепция самоубийства

Когда он привел ее на пирс и показал свой «Катран», у Мадлен испуганно округлились глаза.

– Мы лететь… на этом? – спросила она на фокси-инглише.

– О да, я пилот. Университет давать мне лицензию, – с гордостью ответил Риджини.

– Но ведь это… очень старый.

– Я летать на нем много-много раз, – подтвердил Риджини. – Люди-механики проверять его здесь, в ангаре. Неполадок нет.

Мадлен с сомнением покачала головой, но полезла на заднее сиденье.

«Видимо, она все же неравнодушна к этому Садальски, хоть и не состоит с ним сейчас в связи, – подумал Риджини. – Люди очень странные, но это хорошо».

«Катран» разогнался на глади акватории порта и взмыл в воздух. Специально для гостьи Риджини сделал круг над Пигги-портом и взял курс на Бухту Двух Лун. Внизу понеслись песчаные пляжи с пеной прибоя, маленькие острова у побережья, рыбачьи лодки. Временами можно было увидеть, как у самой поверхности проплывает огромный темный воларикс, окруженный стайкой рыб-спутников. По левую руку вставали голубые горы, через их хребты переваливались и сползали вниз, в поросшую лесом долину, тонкие белые облака. В обычное время Риджини сам любовался бы пейзажами – летать над морем на собственных крыльях было опасно, велик риск слишком быстро потерять высоту и упасть в воду, не дотянув до берега. Поэтому, садясь в кабину самолета, он всегда мысленно благодарил землян за то, что доставили ему такую радость. Но на этот раз он был слишком занят мыслями о предстоящем объяснении с землянкой и даже, задумавшись, едва не врезался в дерево.

В общем, когда они приземлились в Бухте Двух Лун, лицо Мадлен было бледным, а губы совсем белые. Она с трудом выбралась из самолета, и ее вырвало под ближайшим кустом цветущей аникании.

Риджини счел, что сейчас самый лучший момент, чтобы сообщить о смерти Стивена, – недомогание не даст горю целиком завладеть женщиной, а горе притупит недомогание.

Мадлен оказалась молодцом, приняла новость мужественно и попросила показать ей хижину, а также записку Стивена. В хижине она сразу ушла за задернутый занавес, и Риджини на всякий случай вышел и сел на крыльцо – он знал, что людям требуется большее пространство для уединения. И вызвал по мобильнику Ристини.

Мадлен вышла из хижины с заплаканными глазами и присела на корнях рядом с Риджини. Он представил Ристини и сказал:

– Нам надо это обсудить. Ты говорить свой язык, я – свой язык, он переводить. Это доверие к тебе – то, что ты видеть его. Он переводить записку.

– Я хочу видеть записку, – произнесла Мадлен.

Риджини протянул ей листок и сказал:

– Он просит тебя отомстить за него. Мы не знаем, какую именно тайну своего Департамента он узнал и за что его убили, но мы знаем много тайн… Человеческих тайн. Мы полагаем, здесь заговор между одной из наших семей и его начальством. Мы полагаем: Стивен сбежал и хотел обнародовать ее, и его убили.

Ристини перевел.

Мадлен взглянула на Риджини удивленно и произнесла по-английски фразу, в которой дважды повторялось слово «убить». Ристини тоже удивился и сказал:

– Она думает, что Стивена не убили. Она говорит… я не совсем понял… Говорит, что он сделал это сам.

– Сам? – удивился Риджини. – Скажи ей, что она не видела рану. Это не случайный выстрел. Человек не может сам случайно выстрелить себе в висок.

Ристини перевел.

– Она говорит, это не случайно. Он сделал это специально.

– Она думает, что его заставили? – Риджини задохнулся от возмущения. – Что за бессмысленная жестокость? Убить врага – это одно. Но зачем его так унижать?

– Она говорит, что не было никаких врагов. Стивен пишет, что сам хотел это сделать.

– Сам? Сам хотел выстрелить в себя? В голову? Но зачем?!

Он с нетерпением ждал ответа Мадлен, она говорила непостижимые вещи. Но если в этом есть какая-то логика для людей, он должен был ее понять, раз уж стал их умиротворителем.

– Она говорит, Стивену было очень грустно… он чувствовал себя одиноким… у него ничего не получалось… ему надоела его работа… он хотел начать новую жизнь… но и это не получилось… и он…

– Но зачем он выстрелил в себя? Разве от этого ему стало веселее? Или началась новая жизнь?

Мадлен что-то резко спросила. Риджини услышал слово «фокси» – так земляне их назвали.

– Разве фокси никогда не бывает грустно? – сказал Ристини.

– Конечно, бывает. Но тогда мы занимаемся любовью, разговариваем, готовим любимую еду, и грусть проходит.