Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

— Давай последний раз, — предложил Ким. — Скучно.

— Может, с закрытыми глазами? — предложил Мюллер.

Они попробовали с закрытыми глазами, но это тоже было скучно, только по противоположной причине — попасть катышком в пенал стало почти невозможно. А если прицеливаться с открытыми глазами, и только кидать с закрытыми — опять слишком легко и неинтересно. И непонятно, как найти золотую середину.

— Может, попробуем так, — предложил Мюллер. — Я закрою глаза и буду кидать, а ты будешь говорить, в какую сторону я промахнулся и насколько, а потом поменяемся. Кто за меньшее число раз попадет, тот и выиграл. Идет?

— Ерунда какая-то, — сказал Ким. — Ну, давай, попробуем.

Они попробовали, и игра оказалась на удивление азартной. Особенно если пенал выставлять на стол уже после того, как кидающий закрыл глаза, так, чтобы он до первого броска не знал, где цель, а узнавал только по подсказкам второго участника. А особенно прикольно поставить пенал на самый дальний край стола, тогда при перелетах катышки попадают в спину Лайме. А если подсказывать Киму неправильно, можно сделать так, чтобы он попал ей за шиворот…

Мюллеру не удалось претворить этот план в жизнь. В класс вошел Маленький Шу, его глаза метали молнии.

— Госпожа Шелли, можно вас прервать на пару минут? — вежливо спросил он.

При звуках его голоса Ким улыбнулся, захихикал и открыл глаза.

— Проиграл, — констатировал Мюллер.

— Закончили, — возразил Ким. — Непреодолимая сила.

Перед изящной словесностью у них был урок обществознания, и там Рита Жаба, преподававшая этот предмет наряду с историей отечества, рассказывала про то, что законники называют непреодолимой силой или, на древнем языке, форс-мажором. Сейчас Ким вспомнил эти слова и употребил не к месту. Он часто употреблял научные термины как слова-паразиты, этому его научила старшая сестра, ей эта привычка помогала зубрить, в у Кима она из полезной превратилась во вредную.

— Мелкая какая-то сила, — прокомментировал Мюллер.

Они тихонько засмеялись. Ким протянул руку и стал собирать катышки, прилипшие к Лайме. Лайма обернулась, Ким продемонстрировал ей собранный урожай и сказал:

— Мыться надо лучше.

Мюллер засмеялся чуть громче и подмигнул Лайме.

— Дурак, — сказала Лайма и отвернулась обратно.

И ласково улыбнулась, но ни Мюллер, ни Ким этого не увидели. А Шу увидел, но не придал значения.

— Мюллер, Ким, тишина, — сказал Шу и выпучил глаза, как всегда делал, когда хотел казаться грозным. — Лайма, не вертись.

Ласковая улыбка пропала с Лайминых губ. Мюллер и Ким закрыли рты и насупились.

— Кто подрисовал нос герцогу Дори? — сурово спросил Шу.

Мюллер поперхнулся и захрюкал — хотел захохотать, но сдержался. Из разных углов класса послышались сдавленные смешки.

— Это не смешно, — заявил Шу. — Мне пришлось самому оттирать этот нос. Кто вчера убирался в моем кабинете?

Надо сказать, что в империи было принято, что парни и девушки знатного происхождения в определенном возрасте должны причаститься простонародному труду, это обосновывалось сложными религиозно-мифологическими соображениями, которые мы не будем здесь приводить ибо они несущественны. Важно для повествования только то, что коридоры и лестницы в школе убирали рабыни-уборщицы, а в классах мыли полы и протирали пыль сами ученики, каждый в свою очередь. Некоторые присылали вместо себя рабов, за это наказывали, хотя и не очень строго.

— Кто вчера убирался в моем кабинете? — повторил Шу.

Он говорил подчеркнуто медленно, четко разделяя слова, подражая манере, в которой император произносит ежегодную речь в день национального флага. Впрочем, никто не понимал, что он подражает императору, все думали, что он склонен заикаться, и когда говорит медленно, борется с этой дурной привычкой. Но сам Шу был уверен, что когда он так говорит, получается внушительно и убедительно.

— Там на стене список висит, можно свериться, — подала голос отличница Полина с первой парты.

Она хотела придти учителю на помощь, но получилось так, что этими словами она разрушила его хитрый замысел заставить виновника либо самого признаться и тем самым унизиться, либо все отрицать, а потом быть попаленным и опять-таки попасть в дурацкое положение.

— Господин Шу, давайте я схожу и посмотрю, — предложил Ким. — Я быстро, одна нога там, другая здесь!

— Одна здесь, другая там, — автоматически поправила его Шелли.

Ее всегда злило, когда дети перевирают традиционные поговорки, Ким часто дразнил ее таким образом. Но сейчас он ее не дразнил, он просто случайно перепутал.