Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

Все современники признают, что живут в эпоху величайших перемен, какие знала история. На протяжении всего лишь одного поколения мир изменился до неузнаваемости. В детстве Мюллера воины сражались мечами и копьями, потом появились ружья и бронзовые пушки, а теперь пушки делают из стали, а наводят на цель не глазом и даже не зрительной трубой, а с помощью солдата-корректировщика, который сообщает по волшебному телефону, куда попал каждый выстреленный снаряд, в точности как Руби сообщала Киму, Мюллеру и Лайме, когда те швырялись говном в учителя. Может, Птааг подстроил ту историю, чтобы добавить новую страницу в воображаемую книгу военного искусства? Нет, так думать — мания величия, наверняка военные додумались до той же идеи независимо, они не настолько тупые, чтобы не додуматься. Кстати насчет дураков… Может, все эти смутные ощущения — просто предвестники мании? Может, Мюллер — обычный сумасшедший, а Птааг — его бред?

— Привет!

Мюллер вздрогнул, поднял глаза. Нет, это был не Птааг, слава светлым богам и да простят они невольный каламбур. Мюллер улыбнулся и сказал:

— Здравствуй, Ион, рад тебя видеть! Каким судьбами?

Улыбка, мелькнувшая на лице Иона, угасла.

— Все теми же, — сказал он. — Безумцев все больше с каждым днем. Прямо нашествие. Видел последнюю статистику?

«Статистику», мысленно повторил Мюллер. «В моей юности такого слова не знали, а теперь целая наука появилась на пустом месте. Неужели мир способен развиваться с такой скоростью сам по себе, без божьего вмешательства? Не доказательство ли это существования высших сил?»

Ион по-своему интерпретировал выражение лица собеседника.

— Вот и я о том же, — сказал он.

Сел в кресло, вздохнул и продолжил:

— Я подсчитал, что будет дальше, экстраполировал, как говорят математики. Рост получается даже не экспоненциальный, а гиперболический. Знаешь, что это такое?

— Понятия не имею, — пожал плечами Мюллер. — Никогда не понимал математику, особенно высшую.

— Я тебе объясню, — сказал Ион. — Статистика по безумцам считается каждый месяц, и с каждым месяцем их становится все больше.

— Это мягко сказано, — заметил Мюллер. — В последнее время началось что-то совсем невообразимое, ребятам приходится каждому второму отказывать в госпитализации. Год назад мы клали в отделение всех нуждающихся, теперь кладем только опасных, а что будет еще через год, я боюсь даже думать.

— Я тебе объясню, что будет через год, — сказал Ион. — Будет непредсказуемое. График упрется в вертикальную асимптоту. Знаешь, что это такое?

— Конец света? — предположил Мюллер.

— Гм, — сказал Ион и надолго замолчал.

Было видно, что раньше эта мысль не приходила ему в голову.

— Удивительно, — сказал Мюллер. — Никогда бы не подумал, что конец света придет оттого, что мир поработят сумасшедшие. Хотя…

— Что хотя? — спросил Ион.

— Растаманки, — сказал Мюллер. — Помнишь, пятнадцать лет назад была такая ересь среди женщин? Они практиковали зомбирование…

Ион побледнел и прошептал:

— Светлые боги… Неужели…

— Нет, — покачал головой Мюллер. — Я проверял, непохоже. И психиатров спрашивал, они все твердят в один голос, что психи нынче самые обычные, как были раньше, только теперь их больше. Но это не зомби. Обычные сумасшедшие.

— Думаешь, люди сходят с ума просто так? — спросил Ион. — В таком количестве — просто так?

— Не знаю, — пожал плечами Мюллер. — А ты думаешь, дело в телефонах? Я спрашивал магов из университета, они говорят, телефоны ни при чем. Колдовство там вредное, но дозы излучения маленькие, опасности нет. Нет, телефоны точно не при делах.

— А боги? — спросил Ион. — Я на днях почитал про Ктулху…

Мюллер рассмеялся.

— Пробудить Ктулху — это здорово, — сказал он. — У Птаага отличное чувство юмора.

— А при чем тут Птааг? — не понял Ион. — Птааг — он же светлый.

— Птааг — властелин времени, — сказал Мюллер.

— Разве? — удивился Ион. — Ах да, что-то такое припоминаю…

— Вот так оно и работает, — сказал Мюллер. — С точки зрения Птаага, время — просто дополнительное свойство пространства. Птааг меняет состояние вселенной в какой-то точке, а потом перемены распространяются в пространстве и времени. Или наоборот, Птааг ставит преграду, и какую-нибудь конкретную точку изменения обтекают, как вода обтекает опору моста. У меня много раз было, что что-то в стране происходит, а я узнаю только в последний момент…

— Ладно, забей, — прервал его Ион. — Все равно я ничего не понимаю в твоей философии. Но я сюда не понимать пришел, я тебя попросить хочу. Будь добр, помолись Птаагу.