Владимир Михайлов - Михайлов В. Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим

Но время шло. Шувалов не показывался, и Питек стал уже опасаться, что руководителя освободили, пока он разыскивал еду. Поразмыслив, он решил все же ждать до победного конца и оказался прав: еще через сорок минут Шувалов показался наконец на площади. К удивлению Питека, вышел он не из дома Хранителей, а появился с противоположной стороны из отделанного пластиком здания без окон. Но это, в конце концов, не имело большого значения. Куда важнее было то, что вышел Шувалов не один.

Он медленно ступал, опустив голову, сразу, кажется, постарев, а перед ним, и позади него, и по сторонам шли вооруженные люди. Лица их были суровы, и они повелительными жестами отстраняли прохожих, что останавливались или же пытались подойти поближе к процессии.

Питек сжал кулаки; пахучий сок закапал из жареного мяса, но пилот даже не заметил этого. По выражению лиц Шувалова и тех, кто сопровождал его, Питек понял, что ученого стерегли, чтобы он не убежал. Вооруженных было шестеро. Питек пошел вслед за процессией, держась шагах в двадцати, не нагоняя и не отставая. Справиться с ними он, пожалуй, сможет. Будь катер где-нибудь вблизи, все было бы очень просто: пока охрана приходила бы в себя, Питек с Шуваловым оказались бы уже высоко в воздухе. Но до условленного с Георгием срока оставалось еще более двух часов, да и приземлится он, разумеется, не здесь, а за городом. А без катера трудно было рассчитывать на успех: в плохо знакомом городе далеко не убежишь, да и неизвестно еще, каков бегун Шувалов, — а охрана, опомнившись, чего доброго начнет стрелять, и тогда все закончится далеко не лучшим образом.

Нет, нападать сейчас не следовало. Оставалось проследить, куда отведут Шувалова, и потом попытаться освободить его без большого шума. Вряд ли все шестеро будут караулить старика — один, самое большое двое останутся с ним. А с двумя всегда можно справиться тихо.

Пожалуй, надо только передать ученому, что Питек по-прежнему рядом. Решив так, пилот прибавил шаг. Догнать конвой не составляло труда: Шувалов шел медленно, и спутники его не торопили — может быть, даже жалели по-своему. Питек обогнал идущих, держась на таком расстоянии, чтобы не вызвать подозрений. Он вспомнил наконец о мясе и с удовольствием откусил. Так было легче обратить на себя внимание: невольно оглянешься на человека, который идет по улице и уплетает за обе щеки что-то заманчивое. Охрана оглянется; а тогда и Шувалов, может быть, посмотрит.

Так и получилось. Шувалов поднял голову и на мгновение сбился с шага. Питек прищурил глаз и остановился, словно бы облик преступника так сильно его заинтересовал. Охранявшие не обратили на него внимания: от человека с набитым ртом не станешь ожидать коварных действий. Шувалов воспользовался этим. Он повернул голову в другую сторону и крикнул — словно всему миру, но на самом деле слова предназначались только Питеку:

— Они не верят! Ничего делать не станут! Ждать нельзя!

— Молчи! — тут же прозвучал оклик охранника. Но Шувалов уже сказал все, что хотел.

Сделав вид, что не обратил на слова преступника никакого внимания, Питек, внутренне сожалея, уронил мясо и задержался, поднимая его и пытаясь отчистить от пыли. Процессия отдалилась, и Питек снова двинулся за ней, чтобы узнать, где будут теперь содержать Шувалова. Они прошли квартал, свернули в боковую улицу. Там ждала телега с высокими бортами, запряженная парой, и верховые лошади. Задний борт откинули, Шувалову помогли подняться, двое вошли вместе с ним, потом борт закрыли, а остальные четверо сели на лошадей. Возница разобрал вожжи, прикрикнул — лошади тронули, и телега покатилась. Питек, остановившись, провожал ее глазами, потом побежал, обгоняя прохожих. Бежать пришлось долго. Хорошо, что верховые не оглядывались, а сидящим в телеге заметить преследующего мешали высокие борта. Наконец телега выехала из города, кучер взмахнул кнутом, и лошади прибавили. Дорога уходила на юг. Питек понял, что больше ничего на этот раз он не узнает.

Тогда он швырнул грязный кусок мяса, вздохнул, повернулся и быстрым шагом направился к условленному месту, где должен был приземлиться катер.

Я привел катер не туда, где оставлял его в прошлый раз (возле городка, близ тайной тропы в лес), но после недолгих маневров разыскал то место, где проводил раскопки и где спрятал одеяло и лопату. Там мы и приземлились; прежде чем лететь в лесное поселение, мне надо было все как следует обдумать, а главное — решиться на то, что мне предстояло сделать. Никогда, даже теряя контроль над фантазией, я не воображал себя народным предводителем: и честолюбие мое, и стремления имели другую основу. Но тебя не всегда спрашивают, чего ты хочешь, обстоятельства часто диктуют нам свою волю; так что сейчас я хотел представить, пусть хоть приблизительно, что у меня получится.