Клиффорд Саймак - Волшебный квартет

— Я увидел перстень у вас на пальце,— сказал коробейник.— Рубин, горящий ярким пламенем. Такой камень не скоро забудешь. В тот единственный раз, когда я вас видел, у вас на пальце был этот же перстень. И теперь, заметив его, я стал присматриваться, нет ли других примет, которые говорили бы о вашем высоком происхождении. Ваша горделивая осанка — когда никто на вас не смотрит. Некоторые изысканные обороты речи...

— Можешь не продолжать, чародей. Я ничего не буду отрицать. Но я не могу понять, зачем тебе понадобилось сорвать с меня маску. Не вижу, какая тебе от этого польза. Тебе не станет лучше, а мне — хуже, да и зачем бы тебе желать мне зла? Будь моя воля, я бы так и осталась полоумной старой ведьмой.

— Довольно,— сказал Харкорт коробейнику ледяным тоном.— Не могу понять, зачем ты это сделал. Она была довольна тем, как живет, и...

Коробейник поднял руку и сказал, обращаясь к Нэн:

— В тот день, когда я с вами познакомился, вы были с дочерью. С прелестной крошкой...

— Она умерла,— сказала Нэн. Голос ее был совершенно бесстрастен, в нем не слышалось ни надежды, ни веры,— Я убеждена, что она умерла. Она убежала с трубадуром, которому взбрело в голову, что своими чудодейственными песнями он способен околдовать Нечисть.

— Вы искали ее?

— Искала. Я расспрашивала всех, кого могла. Даже Нечисть. Но Нечисть только глумилась надо мной.

Я убеждена, что она со своим трубадуром убежала на Брошенные Земли. С этим пустоголовым повесой, который надеялся околдовать Нечисть. Я убеждена, что она здесь побывала.

— Она все еще здесь,— сказал коробейник.— И она, и ее трубадур, которому почти удалось околдовать Нечисть. Она лежит здесь рядом со своим трубадуром, и с нашим таинственным святым, и с множеством древних чародеев, с которыми нынешние и сравниться не могут. Которым я в подметки не гожусь. Им, чьи кости истлели, но дух могуществен, вечен и неподвластен смерти, под силу преодолеть барьер между смертью и жизнью, протянуть руку и коснуться нас с вами...

Он на мгновение умолк, потом воздел руки над головой, и из его растопыренных пальцев с легким потрескиванием посыпались маленькие молнии.

— Им,— провозгласил он,— и только им, известен ответ, который мы ищем.

И ответ прозвучал. Откуда-то из тьмы, окружавшей костер, донеслась стройная мелодия. В воздухе разлилось ослепительное сияние, из которого сыпались молнии и раздавались раскаты грома, и все, кто его увидел, упали замертво.

Костер погас, и в темноте слышался чей-то плач. Сияние исчезло вместе со вспышками молний и раскатами грома. В темноте Харкорт мог различить только темные силуэты деревьев на фоне усыпанного звездами неба. Он почему-то сразу понял, что это совсем не те деревья, которые росли среди валунов в зачарованном месте, укрывшем их от Нечисти.

Харкорт приподнялся на локте. Плач не умолкал. Он встал на четвереньки и пополз в ту сторону, откуда он доносился. Плакала женщина. Иоланда? Что с ней могло случиться? Но он тут же понял, что это не Иоланда. Значит, Нэн. Он увидел рядом какую-то смутную тень на земле, подполз к ней, протянул в темноте руки, приподнял ее и прижал ее голову к груди. Крепко держа ее в объятьях, он укачивал ее, как маленькое дитя.

— Тссс,— шепнул он.— Тссс, все хорошо.

Послышались еще чьи-то голоса, среди которых он различил резкий голос коробейника:

— Замолчите все. Ничего не говорите. Лежите тихо. Молчите!

Чьи-то руки нащупали Харкорта, и он услышал хриплый шепот аббата:

— Чарлз, это ты?

— Я,— отозвался Харкорт.

— Где мы, Чарлз?

— Один Бог знает,— ответил Харкорт.

Какая-то волшебная сила перенесла их далеко от этого безопасного убежища. Он чувствовал, что они где-то совсем в другом месте. Здесь было так же тихо, как в зачарованной долине, но не было того безмолвия, того ощущения нереальности. «Где же мы? — подумал он.— В лиге оттуда, в десяти или в сотне лиг? А может быть, еще дальше от цели, чем тогда, когда отправились в путь? В безопасности, вне досягаемости Нечисти? Кто может это знать?»

— Марджори, Марджори, Марджори...— тихо причитала Нэн.

Из темноты показалась какая-то белая фигура.

— Пустите меня к ней,— прозвучал голос Иоланды.— Пустите меня. Она оплакивает свою дочь.

Иоланда придвинулась, оттеснила Харкорта и прижала к себе Нэн.

— Ну ничего. Ничего...— тихо приговаривала она.

Глаза Харкорта начали привыкать к темноте, и он различил вокруг еще несколько движущихся темных силуэтов.