Герберт Уэллс - Морская Дама

– Безусловно, – согласился Мелвил.

– Не может же он… Что будет он с ней делать? Как может он с ней жить? Что может быть у них общего?

– Здесь речь идет о влечении, – сказал Мелвил, – а не о продуманных планах.

– Рано или поздно, – сказала она, – он вернется – если я разрешу ему вернуться. Даже если сейчас он все испортит, даже если проиграет свои выборы, так что придется начинать сначала, с нуля и с куда меньшими шансами на успех, даже если потом будет терзаться…

Она всхлипнула.

– Мисс Глендауэр, – сказал внезапно Мелвил, – мне кажется, вы не совсем понимаете.

– Что я не понимаю?

– Вы считаете, что он не может жениться на этой… на этом существе, появившемся среди нас?

– Как может он это сделать?

– Да, не может. Вы считаете, что воображение увело его от вас и заставило гнаться за несбыточным. Что он необдуманно, бессмысленно и без всякой пользы губит себя, совершает колоссальную глупость и что теперь нужно просто снова поставить все на свои места.

Он замолчал. Она ничего не ответила, но продолжала внимательно слушать.

– Вы не понимаете одного, – продолжал он. – И кажется, никто этого не понимает. Ведь она пришла…

– Из моря.

– Из другого мира. Она пришла и нашептывает нам, что вся наша жизнь призрачна и нереальна, убога и ограниченна, она разрушает своими чарами все иллюзии…

– Так что он…

– Да, и тут она шепчет ему: «Бывают сны лучше!»

Она смотрела на него с нескрываемым недоумением.

– Она намекает на эти неясные лучшие сны, она шепчет, что есть путь…

– Какой же путь?

– Не знаю какой. Но это нечто такое… что подрывает сами основы этой нашей жизни.

– Вы хотите сказать…

– Она русалка, существо, сотканное из грез и желаний, сирена, шепот, соблазн. Она завлечет его своими…

Он умолк.

– Куда? – прошептала она.

– В пучину.

– В пучину?

Наступила долгая пауза. Охваченный бесконечным сочувствием, Мелвил пытался подобрать как можно более туманные выражения, но не мог ничего придумать. Наконец он выпалил:

– Вы прекрасно знаете, что может существовать только один путь из того сна, в который мы все погружены.

– И этот путь?

– Этот путь… – начал Мелвил и не решился продолжать.

– Вы хотите сказать, – сказала она, побледнев, – что этот путь…

Мелвил не нашел в себе сил произнести это слово. Он только посмотрел ей прямо в глаза и едва заметно кивнул.

– Но как?… – спросила она.

– Во всяком случае… – поспешно сказал он, стараясь выразиться как-нибудь помягче, – во всяком случае, если она его заполучит, этот ваш крохотный мирок… Понимаете, ему в него уже не вернуться.

– Не вернуться, – повторила она.

– Не вернуться, – подтвердил Мелвил.

– А вы уверены? – усомнилась она.

– В чем уверен?

– Что это так.

– Что влечение есть влечение, а пучина есть пучина? Да.

– Я никогда не думала… – начала она и остановилась. – Мистер Мелвил, – сказала она через некоторое время, – знаете, я не понимаю. Я думала… Сама не знаю, что я думала. Я думала, с его стороны это обычная тривиальная глупость – так потерять голову. Я согласна – я поняла, что вы хотели сказать, – согласна, что мы по-разному на него действуем. Но это… это ваше предположение, что она может толкнуть его на какой-то решительный и бесповоротный шаг… В конце концов она…

– Она – ничто, – сказал Мелвил. – Она – рука, которая схватила его и не выпускает, она всего лишь символ чего-то неведомого.

– Неведомого? Чего же?

Мой троюродный брат пожал плечами:

– Того, чего мы не можем найти в этой жизни. Того, что мы постоянно ищем.

– Но что это? – спросила она.

Мелвил не ответил. Она пристально посмотрела на него, потом снова повернулась к окну, за которым ярко светило солнце.

– Вы хотите, чтобы он вернулся? – спросил он.

– Не знаю.

– Вы хотите, чтобы он вернулся?

– Мне кажется, до сих пор он мне не был так нужен.

– А теперь?

– Да… Но… если он не вернется?

– Ради работы, – сказал Мелвил, – он не вернется.

– Я знаю.

– И ради собственного самоуважения и всего прочего в этом роде тоже не вернется.

– Да.

– Ведь все это, знаете, тоже сны, только не такие увлекательные. Тот дворец, который вы для него приготовили, – тоже сон. Но…

– Да?

– Он мог бы вернуться… – начал Мелвил, но, взглянув на нее, умолк. Потом он говорил мне, что у него было смутное намерение расшевелить ее, пробудить, вызвать у нее некую вспышку романтической силы, прилив страсти, которая только еще и могла бы вернуть Чанериса. Но в этот момент его как громом ударило – он понял, какая это была нелепая фантазия. Она стояла перед ним – незыблемо верная себе, умная, доброжелательная, но ограниченная, ненастоящая и бессильная. Ее поза, ее лицо говорили лишь об одном – что она от всей души протестует против всего, что с ней произошло, что она сознательно и решительно против этого, что она не намерена с этим смириться.