Андрей Жвалевский - Те, которые

Немедленно появилась рука Миши, которая выхватила бокал из рук.

– Принести? – спросил искусствовед.

– Я сам.

Гость ничего не сказал. Я спустился в подвал, вернулся с «Пианино» в руках, а он не произнес ни слова. Миша пытался развлечь его каким-то разговором, но получался неровный монолог. Хотя, возможно, гость отвечал кивками и мимикой.

Снова оказавшись в кресле, я принялся поглаживать «Пианино».

– Это штуковина нового типа, – сказал я. – Можно назвать ее… например, динамической кинетической картиной…

– Прошу прощения, – перебил меня Дмитрий Алексеевич, – но это сложно. Как насчет «щупалки»? Или «терки»?

Это замечание несколько сбило меня с мысли. Наверное, поэтому «Пианино» никак не начинало действовать.

– Нет, – сказал я, – я бы не хотел таких странных названий.

– Как знаете, – а вот теперь в его голосе послышалась легкая ирония.

Я, наконец, нащупал конфигурацию, которая дала эффект. Из мрака вырисовывались неясные контуры.

– Итак, – продолжил я. – Эту картину я назвал «Пианино». Чтобы оно… «зазвучало», нужно не просто прикоснуться к поверхности, а двигать по ней ладонью, продавливая поверхность в определенных точках.

«Пианино» работало, но как-то странно. Только себя я видел отчетливо, все прочее – стены, обстановка, Миша, гость – продолжали оставаться тенями и контурами с размытыми краями.

Я растерянно замолчал. Гость пришел ко мне на помощь.

– Простите, могу я попробовать?

Я безропотно протянул «Пианино». Некоторое время ничего не было слышно, кроме осторожного шуршания да Мишиного сопения. Когда он старается дышать потише, сопение выходит особенно противным.

– Чудесно, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Не сразу удается нащупать, но потом…

– Что вы видите? – кажется, я спросил слишком резко.

Это все Миша со своим сопением!

– С открытыми глазами – не вижу, а слышу. Удивительные звуки. Не музыку, а… звуки все время меняются, предугадать невозможно, но в целом – очень гармонично… А когда закрываю глаза…

Снова пауза. Я непроизвольно подался вперед, как будто мог заглянуть в картину, которая раскрылась перед гостем.

– Вижу все так, как будто глаза открыты…

– Четко видите? – опять я, кажется, слишком нервничаю.

– Не все… только то, что хорошо запомнил. Все остальное – очень смутно… Кажется, эта штука… визуализирует память, я бы так это назвал.

Я откинулся в кресле. «Визуализирует память»… А я-то губу раскатал.

Только сейчас я понял, как мне хотелось снова стать зрячим. Пусть даже с помощью этой безделушки.

– Отличная вещь, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Сможете сделать еще парочку в том же духе?

Утро после вернисажа оказалось очень тяжелым.

Если не считать меценатского коньяка, который мы пили в день знакомства, все время после больницы я спиртного в рот не брал. Хотя иногда подмывало, особенно перед сном, когда руки уже ходят ходуном от усталости, а в мозгу еще клокочут идеи новых поверхностей. Но я удерживался, всякий раз спасало «Пианино». Оно словно вымывало мысли и эмоции, мир начинал звучать (нащупал я и музыку, о которой рассказывал тогда Меценат). Так и засыпал, с «Пианино» в руках.

Но на фуршете пришлось пить. С журналистами, с инвесторами, а хуже всего – с художниками. Эти приперлись явно бухнуть на халяву, но какое-то извращенное чувство собственного достоинства не позволяло им потреблять чужое вино без виновника торжества.

Вот моя циррозная печень и не выдержала.

Черт! Если бы я знал, что народу будет так много!

Я застонал.

– Доброе утро! – раздался бодрый голос Миши. – Вот, выпейте, триумфатор вы наш!

Я был готов убить эту сволочь здоровую. Выпил небось не меньше моего, а хоть бы хны. Миша вложил в мою руку стакан с чем-то холодным и шипящим. Я приложил стакан ко лбу. Немного полегчало.

– Это растворимый аспирин, – осторожно сказал Миша, – его пить надо.

– Меценат порекомендовал? – мрачно осведомился я.

– Дмитрий Алексеевич, – подтвердил мой импресарио. – Да вы пейте!

Я стал пить. Как обычно, Меценат заранее знал, что мне поможет.

Он вообще все знал заранее. Разве что в каких-нибудь мелочах путался. Но основные вехи моей жизни отслеживал исключительно точно. Однажды вызвал «скорую» за полчаса до того, как у меня прихватило сердце. Они приехали, пытались возмущаться, он платил какие-то деньги, чтобы они подождали… и они дождались. Смотрели на Дмитрия Алексеевича потом, как на нечистую силу. Самое смешное, что я о приезде «скорой» не знал, работал себе в подвальчике, а потом чувствую – что-то мне дышать трудно. А тут и врачи под рукой оказались…