Александр Шуваев - Книга Предтеч

- Н-ну дает! И ведь прямо в глаза режет, не моргает...

И он высказал ряд предположений по поводу секса, по его мнению имевшего места у нее с незнакомцем, причем с незаурядным воображением перечислил куда, как и сколько раз что происходило. Правда, надо сказать, словарный запас при этом был использован самый что ни на есть минимальный. Она пустилась в бурные и довольно бессвязные со страху объяснения, а ее суровый повелитель поначалу вгладь ничему не верил, и покамест еще пару раз смазал ее по физиономии. И ввел ее в такой мороз, что она сама начала к нему подлизываться и ласкаться, а он все отталкивал ее, мотивируя это тем, что она неизвестно какой заразы нахваталась, и тогда она сама нежным голосом предложила ему тот самый вариант примирения, и почувствовала вдруг, что НЕНАВИДИТ себя за эти слова. А потом давясь, прошла сам процесс примирения, и он еще хотел пригласить друзей, дабы они могли быть свидетелями этого процесса, и еле она его отговорила...В ходе всех этих бурных событий она совсем было позабыла об обещанном свидании, потом он, парадоксальным образом но вполне при этом естественно превратившись из грозного владыки гарема в нуднейшего резонера, занудил ее до зуда в коже и наконец, в сознании выполненного долга, убрался из ее комнаты, и тогда она вспомнила, и ни единой секунды не собиралась никуда идти, но чем ближе время подходило к семи, тем большая ей овладевала тревога. День перевалил за свою вершину, в комнате старого здания с маленькими окнами, приспособленного под общежитие, начали исподволь скапливаться сумерки, хотя до вечера было еще далеко. Нет, не пойду туда, ни за что, повторяла она про себя, незаметно-незаметно одеваясь. Не пойду, продолжала она благие свои намерения, - но и усидеть тоже никак не получается, такая тоска вдруг почему-то, и не упомню такой, даже жить противно, пойду просто так - погуляю, жалко только денег мало... Щеки меж тем отчего-то горели, а в голове стоял гул от бешеного напора крови, и она даже понять не могла - почему? Из попытки гулять просто так ничего не вышло, глупые ноги сами несли ее туда, куда она твердо решила не ходить... Как рука алконавта сама собой тянется к рюмке, хотя он твердо решил не пить. Нет-нет, незнакомец совершенно ей не показался, как мужчина, но отчего-то с силой присутствия вновь и вновь вставало перед ней простецкое вроде бы лицо со спокойнейшими глазами-незабудками... Собственно говоря, раз уж она пришла, никто не заставляет ее встречаться! Зайду во-он в тот подъезд и с площадки погляжу, как он будет топтаться, дожидаючись, хоть посмеюсь... Тут она и впрямь прыснула, представив себе незнакомца в парадном костюме, понурого и с букетом гвоздик. Гвоздик было пять: три красных и две белых. Сказано - сделано, и через пару минут она уже сидела в облюбованном ею подъезде перед окном на площадке между вторым и третьим этажом. Перекресток был виден, как на ладони, а ее видеть не могли, но и при этом она старалась дышать потише. И тут за ее спиной раздался исполненный прохладного интереса голос:

- Ну, и что там происходит?

Обернувшись, как ужаленная, она увидела как раз того мужчину, с которым так упорно не собиралась встречаться, и он моментально разъяснил ей ситуацию:

- Ох, как кстати! А я тут как раз у знакомого сидел... Ну, пойдем? Я даже побаивался, что вы совсем не придете. И как только угадали, что я здесь?

Глаза его при этом смотрели с такой сокрушающей наивностью, что Анюта, бывшая вне своих отношений с Коленькой порядочной оторвой, вдруг покраснела, как школьница, застигнутая за неблаговидным делом. Вот только стоял он не на лестнице над, а на лестнице под, из ее положения видимый примерно до колен. довольно скоро они уже сидели в близьлежащем безалкагольном кафе и беседовали. Он с неожиданной для себя самого мягкой заботливостью ухаживал за ней, не забывая подливать какое-то симпатичное вино.

- Так зачем я вам все-таки понадобилась?

- Скажу. Все скажу тэбе, дарагая, ничего нэ утаю... Ты кушай, вон какой тощий...

- Хватит пока. А то растолстею еще.

- Деловой подход. Скажи тогда, сегодня утром я прав был насчет общежития и мамы в районе?

- Ну та-ак... Похоже...

- Ясно. А теперь ответь мне, как ты представляешь себе свою дальнейшую жизнь.

- Не знаю я... Не думала, и думать не хочу... Выйдет как-нибудь...

- Это - да. Насчет как-нибудь я сильно и не сомневаюсь. А вот каково это как-нибудь в натуре и на вкус, не знаешь?

- И знать не хочу!

- А напра-асно... Вообще говоря, более интересного для человека предмета просто нет. И когда долго-долго об этом не думаешь, и в голове одна смутная идея - побыстрее взять от жизни все хорошее, и чтобы весело было и вообще, тогда в один прекрасный момент вдруг обнаруживаешь, что золотые деньки кончились, как не было, и это уже навсегда, и есть только работа, нудная и нелюбимая, которой делается все больше, и каждый день тысячи мелких невзгод, которые множатся, как черви в гнилом мясе, а впереди ничего, потому что не вырваться, а хочется по-прежнему хорошего. И это обязательно, потому что если не править, то тебя непременно затащит в глухой закоулок без выхода... Одно утешение, что к этому моменту человек тупеет настолько, что не ощущает уже, в каком скучном, сером, пыльном живет аду, и не понимает, что можно по-другому, и только поэтому не сходит с ума, не душится, не кидается вниз головой с балкона, - с чувством гигантского облегчения.