П Шуваев - Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста

Нинка встала прямо перед ним, и он достаточно хорошо ее видел, чтобы понять, что с ней что-то приключилось. Или, может, достаточно хорошо слышал... Толику стало ее даже жалко.

- Чаю хочешь? - как можно приветливее сказал он.

Ох, напрасно это я, тут же подумал он: Нинка-то, кажется, его и не видела. В самом деле: свет выключен, сидел он тихо, могло и обойтись...

- Дай сигарету, - попросила Нинка.

Толик протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой, она долго не могла прикурить. Странно, Нинка же отродясь не курила... Она попыталась затянуться, раскашлялась, отшвырнула сигарету в траву и возобновила рыдания.

- Выпей, говорят тебе. Из носика, чашек нету. И сядь. Ну нельзя же так напиваться...

Нинка посмотрела на него, и Толику стало страшно: убьет еще, чего доброго... И что с ней такое? Страдает, небось, с перепою. Ладно, это пройдет, к утру пройдет. И все же - отчего бы? Ясно, что не от непонимания ею Кафки, мало ли что взбредет в голову такой дуре.

- Я не пьяная, - сказала Нинка.

Ну да, конечно, не пьяная, а шатается она от избытка чувств, каковой избыток обусловлен превеликим наслаждением от любования природой. Ладно, о сем умолчим.

- Поздно уже, Нинка, - сказал Толик. - Иди-ка ты лучше спать.

Нинка почему-то вздрогнула, что-то пробормотала. Толик не знал, верить ли собственным ушам: это что-то слишком напоминало ругань, какую не от всякого мужика услышишь, даже если пьян мужик.

Ну вот, подумал Толик, вот ведь радость-то какая... Нинка сидела на крылечке в какой-то странной позе, а Толик стоял рядом и все пытался уразуметь, что приключилось и что делать дальше. Поскольку уразуметь не выходило, оставалось только произнести как можно более внушительно:

- Ну, Нинка, слушай, ну не надо так... Поздно ведь уже, спать пора. В самом деле, ну чего ты так? Ребята ведь все спят, наверное...

Нинка снова зашлась. Уж не обидел ли ее кто? Но кому какой резон? Он сидел, молчал, придавал лицу соболезнующее выражение и ощущал себя полным идиотом.

- Слушай, ну скажи ты, наконец, что такое?! - рявкнул, не выдержав, соболезнующий Толик. - Ну в чем дело-то? И вообще, Ниночка, родненькая, успокойся, я сейчас чайник поставлю...

Он действительно поставил чайник греться. Оказывается, ему как раз и надо было отойти от Нинки, потому что с крыльца вдруг донеслись скучные звуки: Нинка отревывалась. Когда Толик вернулся, она была уже в состоянии говорить приблизительно членораздельно, хотя ни в коей мере не четко и не внятно.

Впрочем, Толик сумел понять, что зачем-то Нинка выходила из комнаты, это ладно, это ее дело, зачем. Потом она то ли вернулась, то ли хотела вернуться, а дальше что-то было, вне сомнения, было что-то, заинтересовавшее Нинку до такой вот степени, но что, черт побери?! И какие, однако, своеобразные обороты, поди попробуй согласовать их с языковой нормой...

За размышлениями о странности оборотов Толик, кажется, что-то пропустил в сюжете. Или в Нинкиных настроениях, потому что дальше стало почти понятно. Что-то там такое Серега рассказывал про нее этим своим ребятам, нехорошее что-то, кажется, очень даже нехорошее. Впрочем, решил Толик, отчего бы и не сказать? Толику бы, правда, в голову не пришло бы, но тем не менее... Тем не менее было противно.

- Да успокойся ты, забыли они уже, давным-давно забыли, с утра и не сообразят, чего ты такая зареванная...

- А я?! - интонации были такие, что Толику на мгновение вновь стало жутко. Я-то ведь помню...

Следовали невразумительные разглагольствования о том, что как она его любила, а что он, негодяй, - но Толик уже не мог больше разбираться в неопрятно расположенных словах. Было жалко Нинку, было очень жаль испорченной ночи, очень хотелось набить морду Сереге, который организовал такой вот подарочек. Не мог, скотина, хотя бы время рассчитать! Впрочем, Толик отдавал себе отчет в том, что морду Сереге он набить не сможет - просто не получится по неопытности.

Он сумел лишь дождаться, когда Нинка обретет какие-то следы рассудка и нетвердо направится к себе в комнату.

Когда Толик вернулся в лабораторию, чайник все еще продолжал греться. Светало, было скучно и сыро, опять захотелось есть, клонило в сон, а в комнату возвращаться не было никакого желания. И еще стало довольно холодно - полный, короче говоря, набор приятных ощущений.

Толику надоело ждать, она заварил чай и принялся заглатывать невкусную, до отвращения горячую жидкость. Стало немного легче, только не пропадало никак ощущение грязи. В конце концов, все это не его дело, хотя Серега, разумеется, скотина. И вот ведь выйдет, наверное, так, что скотина Серега утром ничего и не вспомнит, если только Нинка, проспавшись, не закатит скандал - тоже замечательное, надо полагать, будет зрелище. А я, подумал Толик, я-то уж заведомо ни в чем не виноват, а мне вот противно, нервы сижу порчу.