Колин Уилсон - Маг. Живие мертвые.

Асмак, угодивший в этот живительный поток, застыл в безмолвном экстазе, с наслаждением впитывая вибрации, сотрясающие пещеру подобно громовым звукам огромного органа. Найл тоже ощущал эту энергию, но на порядок слабее; для воздействия, на людей уровень вибрации был слишком низок, воспринять ее можно было лишь в состоянии глубокой расслабленности. Поэтому сила, хотя и ощущалась, неспособна была вызвать ответную реакцию.

Одновременно чувствовалось, что и сам Асмак из-за возраста уже не может реагировать на нее так самозабвенно, как молодые; выработанное жизнью самообладание несколько отчуждает его от голоса богини. Теперь понятно, почему именно молодым вменялось хранить прах вождей; они одни воспринимают вибрацию с безраздельной чуткостью. Впору позавидовать.

Поток пошел на убыль и постепенно иссяк, словно исчезающий вдали звук. Наступила тишина, угрюмая, как после грозы, перемежаемая лишь звонким стуком капель. Найл прислонился к шероховатой стене, расслабившись настолько блаженно, что не хотелось двигаться. Приятно было бы лечь на каменный пол и заснуть. Но чувствовалось, что часть сущности остается отстраненной, требовательно чуткой, недовольной дремливым ощущением эмоциональной сытости.

Первым зашевелился Асмак. Он восстановил контакт, и Найл неожиданно почувствовал, что стоит в темноте; интенсивность осязания делала зрение ненужным. Он опять мог «видеть» священную пещеру и ощущать присутствие молодых пауков, скрытых в хитросплетении тенет. С усилием выпрямившись, он возвратился в мир обыденного сознания.

Освободился от чар богини и Асмак; грандиозная сила воли дала ему возможность сделать это без усилия.

– Мы возвращаемся, мой повелитель? – как и Дравиг, поначалу он почему-то считал, что Найл предпочитает формальное общение. Найл вяло кивнул; Асмак повернулся и пошел через пещеру.

Найл думал, что обратно они выйдут через ту же низкую дверь, в которую входили; но почему-то Асмак двинулся совсем в другую сторону, вдоль стены к противоположному концу пещеры. Приходилось лавировать, огибая завесы паутины, скрывающей вход в усыпальницы Смертоносцев-Повелителей и советников со времени Хеба Могучего.

Пещера вопреки ожиданиям, не заканчивалась стеной; снизу в каменной тверди находилась невысокая арка, за которой открывалось нагромождение осадочных пород, крутыми и острыми уступами восходящее вверх, в сторону невидимого купола. В этой части пещеры пол был покатый, к тому же залит ледяной водой глубиной по щиколотку. Вода, по-видимому, сочилась из дыры в основании стены. Влажность, определенно, играла свою роль в сохранности ветхих оболочек, не давая им рассыпаться окончательно.

Они приблизились к вертикальной стене; куда ни глянь, нигде ни намека на проход или лаз. Подойдя едва не вплотную, Найл различил неприметный карниз, идущий вверх примерно наискось.

Асмак остановился.

– Ты предпочел бы идти первым?

– Нет, давай лучше ты.

Едва начали подниматься, как Найл уже пожалел о своем решении. Ширины в карнизе было от силы сантиметров тридцать, и поверхность его была щербатой и неровной. Стоит оступиться, и рухнешь вниз, Асмак и оглянуться не успеет. Но передумывать уже поздно. У пауков честь превыше всего; если сейчас переменить решение, Асмак смутится еще больше, чем сам Найл. А потому Найл притиснулся к стене и стал осторожно восходить в темноте следом за Асмаком.

Вскоре стало ясно, что пауки не страшатся высоты; им безразлично, три или триста метров отделяет их от земли. При обычном махе в три с половиной метра, паукам не очень-то удобно складывать лапы на узком карнизе, но и в этом неудобном положении Асмак двигался проворно и сноровисто. Найл же всякий раз обмирал, стоило ему оступиться на неровной поверхности. За несколько минут они взобрались над полом на сотню метров, но все равно уходящий во мглу карниз казался нескончаемым. В каменной стене, несмотря на многочисленные выступы, не было специальных выемок для рук. Найл всегда недолюбливал высоту; она вызывала у него инстинктивный страх, над которым ум почти не властен. Вот теперь, например, от страха появилась слабость в ногах – было еще жутче, чем в узком каменном лазе. Найл приник к стене и двинулся мелкими, боязливыми шажками (хорошо, что хоть Асмак не видит).

Через пять минут карниз сделался уже, и тут до Найла дошло, что страх угрожает жизни, пожалуй, больше, чем трудности подъема. От мысли о зияющей внизу бездне кровь наполнилась адреналином; по телу разлилась слабость, вызывая ощущение неестественной легкости. Тут вспомнилось о медальоне-отражателе, который по забывчивости оставил дома, и Найл отчаянно пожалел, что не взял его с собой. Но сама мысль вызвала мгновенную сосредоточенность, и сразу стало легче; будто тошнота прошла. Найл насупился и стиснул кулаки, пытаясь воссоздать и усилить самообладание, вызванное на секунду мыслью о медальоне. Одновременно он начал внушать себе, что нет ничего глупее, чем поставить на всем крест из-за собственной слабости и малодушия.