Александр Силаев - Армия Гутэнтака

Они завернули на Медицинский, углубились во дворы, выбирая путь среди спортплощадок и хаоса гаражей. - Хорошая девочка, - слегка задумчиво сказал Гутэнтак.

- Просто замечательная, - согласился Миша. - У нее потрясающие ноги.

- Я видел, - скромно заметил друг.

- Но ты не представляешь, какие у нее губы, - с воодушевлением сказал Миша. - Я уверяю, что лучше не бывает.

- Помимо прочего, у нее восхитительные глаза, очень ласковые и выразительные, - подметил Гутэнтак.

Словно в подтверждении его слов Миша разбил ногой трухлявую доску, случайно легшую поперек. Гаражные лабиринты казались бесконечными и манили своим полным развалом.

- Конечно, - сказал он. - А еще у нее белые трусики и вообще она очень добрая.

- Может быть, самая добрая девушка в этом городе, - сказал Гутэнтак.

- И не говори, - уверенно сказал Миша. - Просто девушка чьей-то мечты. Я получил удовольствие, когда обнимал ее у воды. Она ведь меня тоже обнимала, ты видел? Заметь, что во многом это было и духовное наслаждение. Я думаю, что она меня вспомнит. И как все-таки жаль, что мы не оказали ей материальную помощь. Эти поганые доллары жгут мне сердце.

- Дай-то бог, если вспомнит.

Гутэнтак молитвенно сложил руки.

- Вот-вот.

Из подворотни показался полувековой дядька, точная копия утреннего, но все-таки не он. Помятый, растерзанный, может быть, даже алконавт. Верхние пуговицы были расстегнуты, клетчатая рубашка распахнулась и являла миру волосатая, в меру загорелую грудь.

Миша уверенно направился в его сторону.

- Деньги нужны?

- Сколько?

- Сотня баков.

- Ого, - сказал мужик, отроду не слыхавший денег. - А что нужно сделать?

- Да ничего не нужно, - улыбнулся Миша. - Берите, пользуйтесь. Купите подарок любимой женщине или детям, если у вас есть дети. Напейтесь с радости, купите себе галстук. Да что хотите.

Он порылся в кармане брюк и протянул тому единственную бумажку.

- Ваше, ваше, - махнул он рукой. - Да не смотрите на меня так.

Друг строил в десяти шагах уморительное лицо.

Две минуты брели в молчании, наконец Гутэнтак не выдержал:

- Что, Миша, потянуло на искупить?

- Вот-вот. А ты не знаешь, где можно собрать побольше людей?

- У тебя долларов не хватит, - хмыкнул он.

- Да ну их, какие доллары.

Они вышли на свой любимый проспект Труда. Короткий мужчина в очках спросил о времени.

- Четыре пятнадцать, - вежливо, но наугад сказал Миша.

- Спасибо, - сказал короткий.

Вытянул запястье: часы шли на три минуты вперед.

Перед ними стоял большой сероватый дом. Табличка извещала, что внутри дома находится много чего разного, в их числе скромный банк и невнятные профсоюзы.

- У профсоюзных крыс сегодня собрание, - сосредоточенно сказал Миша. Что-то типа регионального Съезда, я слышал по новостям. Пойдем к ним.

- Я понимаю, что дело нужное, - ответил Гутэнтак. - Но стоит ли мориться с этими червяками? И какое нам дело до профсоюзов?

- Наш цель - преобразить мир, - повторил Миша школьное правило. - А значит, нам есть дело до всего, что в этом мире творится. В том числе и до откровенно крысиных сборов. Пошли, поработаем.

Он уже был на ступеньках серого здания.

- Я ничего не понял, - зевнул Гутэнтак. - Но если хочется к профсоюзам, пошли к профсоюзам.

Он резво вскочил на крыльцо, а неожиданно деловитый Миша уже тянул на себя нелегкую дверь.

Наискось от входа стоял древний столик, за ним мигала местная бабушка. Миша спросил, где проходит Съезд. Оказывается, второй этаж и налево, а дальше будет зал, двести кресел и делегаты. Поторопитесь, сказала бабушка, ваш слет заканчивается. Нас вполне устраивает, умиротворенно ответил Миша.

Они скинули одежду в гардероб, чуть замешкались. Сначала подошел Миша, и его помоечный полуплащ вообще не хотели брать, но затем Гутэнтак протянул кожаную "куртку героя", и на них посмотрели странно. Гардеробная женщина несла куртку так, как будто не хотела до нее дотрагиваться. После этого она отнеслась с истекавшему грязью полуплащу с куда большим пониманием и сочувствием, взяла его без опаски и протянула номерок. Застенчиво улыбнулась, однако страха и растерянности в ее улыбке было побольше, чем светлых человеческих чувств, - встречаются такие улыбки, и довольно часто, куда чаще, чем им бы следовало, - подумал он, взлетая по широким ступеням.

Второй этаж казался им на редкость обшарпанным. В одном месте штукатурки отбили и ничего не положили взамен. В остальных уголках витал странный запах, и начитанный Гутэнтак сказал, что это не иначе, как дух Совка. Это точно он, хотя определить Совок в терминах не решился бы даже Гутэнтак, это слишком специальное понятие. Но именно этим, по его словам, дышали их предки, простые и советские люди.