Альфред Ван Вогт - Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А

Стивенс в этот момент не удержался от восклицания. Но он лишь сказал:

— Продолжайте, сэр.

Таннахилл помолчал какое-то время, а потом продолжил:

— Мисс Лэннет представилась как секретарша Ньютона Таннахилла, который умер и был похоронен, по случайному совпадению, в тот день, когда меня не было в больнице. Дальше она сообщала, что меня скоро уведомят о том, что я являюсь единственным наследником его состояния — состояния, которое оценивается как одно из самых крупных в Калифорнии. Я бы мог приехать в Альмирант и нанять собственный медицинский персонал, но у меня было два соображения, по которым я остался там, где был.

Первое это то, что я очень доверял одному из врачей больницы. Он отказался от тех денег, которые я ему предлагал, чтобы вытащить его оттуда, но он оправдал мои надежды. Я могу ходить, хоть и медленно, но я хожу. А второе — это смутные воспоминания о том, что со мной произошло за то время, что меня не было в больнице. Об этом я вам ничего не скажу, но тогда я твердо решил, что инвалидом я сюда не приеду.

Он глубоко вздохнул.

— И события тоже подтверждают это.

Он помолчал долгую минуту, а потом продолжил уже более резким голосом:

— В то утро, когда я приехал сюда — когда я еще был в гостинице — ко мне пришли три человека, один из них маленький мексиканский индеец с огромным носом. Они разыграли сцену, будто они мои старые друзья, и назвались: Тезлакоданал — тот, который был индейцем; Кахуньо — похожий на метиса; и еще один, имени которого я не помню, хотя он назвал его. Они все время называли меня Ньютон Таннахилл, а это, как вы знаете, имя моего дяди. Я их совершенно не испугался, но для того чтобы выиграть время для личных расследований, я подписал письмо, которое они мне дали.

— Письмо? — эхом отозвался голос Стивенса.

— Оно было адресовано Пили, — продолжал Таннахилл, — и в нем я уполномочил его продолжать выплаты, которые он производил членам клуба «Пан-Америкэн» — вот так он назывался. Я внес предложение о том, что эта санкция должна переутверждаться мной каждые шесть месяцев. Они не возражали, и — учитывая, что я совершенно не понимал, что происходит, — я чувствую, что легко отделался.

— У вас было ощущение, что вашей жизни угрожают?

— Да нет! Просто показалось странным, что они меня принимают за моего дядю.

Стивенс вернулся к тому, что Таннахилл говорил о письме.

— Вы уверены, что там была фраза «продолжайте выплаты», — спросил он, подумав.

— Да.

— Хорошо… — Он почувствовал облегчение, когда произносил эту фразу. — Это указывает на то, что какая-то ассоциация существовала и раньше. Мы можем узнать об этом у мистера Пили. — Он добавил: — Но зачем им думать, что вы ваш дядя? Ведь он был по крайней мере лет на двадцать старше…

Таннахилл ответил не сразу. Когда он опять заговорил, голос его, казалось, доносился откуда-то издалека, и в нем не звучали нотки гнева. Он сказал:

— Стивенс, у меня часто бывают ночные кошмары. В больнице мне снились странные сны, в которых мне являлись какие-то странные существа. Один раз мне привиделось, что я в гробу. В другой раз мне приснилось, что я в Альмиранте вглядываюсь в глубину старого моря. Я смутно представил себе свой дом, как будто я смотрел на него через густую пелену тумана. Конечно, Пили послал мне несколько книг о нем — вы знаете, есть несколько таких книг — и то, что я прочел, сделало мои сны более реальными, как бы добавило в них красок. Согласно этим книгам, Большой дом был построен еще до того, как здесь появились белые. Как вы, возможно, знаете, это здание предмайянской архитектуры. Если вы посмотрите на ступени парадного входа, которые тянутся вдоль всего фасада, то он у вас будет больше ассоциироваться с храмом, нежели с домом, хотя его жилые интерьеры были спланированы весьма разумно. Когда я был в гробу…

Он замолчал. Молчание воцарилось в темноте кладбища. Наконец, он произнес:

— Если вы читали газету, то остальное вы знаете.

Стивенс сказал:

— Вы тут упомянули имя Мистры Лэннет. Вы сказали, что она была секретаршей вашего дяди.

— Да.

Стивенс думал об этом обстоятельстве с возрастающим удивлением. Такого он не предполагал. Связь «Мексиканской торговой компании» и той жестокой группы с Таннахиллом необходимо было обдумать. Было бы опасно начать обсуждать этот момент сейчас, когда Таннахилл относился к нему столь подозрительно. Все это звучало бы столь же фантастично, как и история, рассказанная Таннахиллом. И Стивенс подумал мрачно: «Мы бы никогда не смогли рассказать о чем-либо подобном в зале судебного заседания Адамса — Хаулэнда — Портера».