– Хочешь помочь нам сделать Открытие Земли? – шепчет она, когда он открывает глаза.
– Что это?
– Один из Пяти Обрядов.
– Религиозная церемония?
Его вопрос повисает в воздухе. Она уже слезает с валуна. Он следует за ней на подгибающихся ногах, тяжеловесно цепляясь за выбоины; обернувшись она нежно поднимает его, улыбается, глядит на него и переносит на землю.
Он приземляется на теплую влажную почву. Она ведет его вперед, к центру амфитеатра, где уже собрались остальные пятеро. Сейчас они все в женском образе. Он не узнает Хенмера, пока в спешке не представляются: Брил, Серифис, Ангелон и Ти. Стройные обнаженные тела поблескивают в ярком солнечном свете. Они встают в круг и берутся за руки. Кажется, он между Серифис и Нинамин: Серифис, если это Серифис, произносит прекрасным звенящим голосом:
– Как ты думаешь, мы злые или добрые?
Нинамин смеется. Кто-то из круга, ему кажется, что Хенмер, говорит:
– Не смущайте его!
Но он смущается. Временно освобожденный Нинамин от похоти, он снова поглощен странностью этих людей. Ему интересно, почему он может чувствовать к ним сексуальный интерес, если они настолько чужды. Может в воздухе что-то? А может с ним произошли перемены, когда захлопнулась ловушка времени?
Они танцуют. Он танцует с ними, хотя и не может имитировать свободные движения их конечностей. Руки, которые он сжимает своими руками, становятся холодными. Он ощущает где-то в районе живота ледяной холод и понимает, что начинается обряд. Открытие Земли. В черепе что-то яростно вспыхивает. Изображение подергивается туманом. Все шестеро устремляются к нему и прижимаются своими холодными телами. Он чувствует кожей их затвердевшие соски. Его опрокидывают на землю. Может это распятие, а он жертва?
– Я – Ангелон, – поет Ангелон. – Я – любовь.
Ти поет:
– Я – ты. Я – любовь.
– Я – любовь, – поет Хенмер. – Я – Хенмер.
– Я – Серифис. Я – любовь.
– Я – Брил.
– Я – Ангелон.
– Любовь.
– Нинамин.
– Я – любовь.
– Серифис.
Его тело расширяется. Он становится сетью чудесных медных проволочек, обхватывающих всю планету. У него есть длина и ширина, но нет веса.
– Я – Нинамин, – поет Нинамин.
Планета раскалывается. Он проникает в нее.
Он видит все.
Он видит насекомых в своих норках и ночных слизняков в их тоннелях, он видит корни деревьев, кустов и цветов. Они изгибаются, растут, шевелятся, он видит подземные камни и глубокие уровни. В зеленой коре сверкают драгоценные минералы. Он видит ложа рек и дно озер. Он может дотронуться до всего и его трогает все. Он – спящий бог. Он – возвращающаяся весна. Он – сердце мира.
Он спускается ниже, в глубинные слои, где целые озера нефти, грустно просачиваются сквозь слои безмолвных песков, он видит, как возникают и разрушаются золотые самородки, и погружается в ясный чудесный блеск сапфиров. Вот он плывет в ту часть планеты, которая стала домом для одного из следующих за ним поколений и скользит в пустынном безмолвии улиц по чистым, просторным туннелям, где выступают послушные машины, готовые услужить ему при малейшей необходимости.
– Мы – друзья человека, – говорят они ему, – и мы помним наши древние обязательства.
Планета содрогается, на какое-то мгновение ловушка времени приоткрывается, и он видит город вновь заселенным: высокие спешащие смертные заполняют его коридоры, бледные, с неподвижными лицами они не очень отличаются от людей его времени, лишь тела их более вытянутые и хрупкие. Без сожаления он минует их уровень. Вот и сверкающая магма; вот внутреннее пламя. Не остыла еще, старушка? Нет, не очень. Я теперь без Луны и мои моря сместились, но под коркой я все еще пылаю. Друзья все время рядом с ним.
– Я – Брил, – шепчет Серифис.
– Я – Ангелон, – говорит Ти.
Теперь они все мужчины, он это ясно видит. Они пришли сюда оплодотворить Землю? Поднимаются клубы голубого пара и скрывают его товарищей, он движется вперед один, проплывая сквозь порфир и алебастр, сардоникс и диабаз, малахит и кремний, словно иголка пронзая земные слои, и наконец достигает поверхности. Он выбирается наверх. Наступила ночь, его усталые друзья лежат в амфитеатре, их тела украшены роями гудящих золотых ос. Трое мужчин и три женщины. В своем подъеме Клей обнаруживает, что может ходить по воздуху. Он поднимается на высоту примерно тридцати футов и, улыбаясь, делает огромные шаги. Как это просто! Он едва ощущает расстояние между ним и землей! Да! Да! Да! Он проходит весь амфитеатр. Он позволяет себе спуститься, его ноги почти касаются кустов, затем снова поднимается в вышину. Шаг, шаг, еще шаг. Стоит быть выброшенным на бог знает сколько миллионов лет вперед, чтобы ходить по воздуху не в той неуловимой бестелесной форме, как раньше, а в своем собственном теле.
Читать дальше