Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов

Волны накатывались на песок.

Я задумался.

— Да, но не сейчас.

— Думаю, что Зеленоглазый, — Паук раздавил ногой что-то на песке, — подождет. И Голубка тоже. Сейчас она ведет в танце и не совсем готова простить тебе выбор, который ты сделал.

— Что за выбор?

— Между реальным… и веем остальным.

— Что же я выбирал?

Паук усмехнулся и хлопнул меня по плечу.

— Может быть, ты узнаешь это, когда вернешься. Куда ты направляешься? — он повернулся, собираясь уходить.

— Паук?

Паук оглянулся.

— В моей деревне жил человек, который был неудовлетворен своей жизнью. Тогда он покинул этот мир, побывал на Луне и на других планетах, потом посетил другие далекие звезды. Я могу попасть туда?

Паук кивнул.

— Я тоже однажды так сделал. Но когда я вернулся, все то, что я оставил, поджидало меня.

— И на что же это вообще будет похоже?

— Там будет совсем не то, чего ты ожидаешь, — он усмехнулся и отвернулся.

— Это будет… иное ? Паук продолжал шагать по песку. Утро разливалось над морем, и темнота отступала вдоль берега, все дальше и дальше. Я повернулся и пошел за ней.

Возьмите столетие, наложите оси: абсциссу и ординату. Теперь выделите квадрант. По возможности, третий. Поскольку родился я в пятидесятом. А нынче — уже семьдесят пятый.

В шестнадцать меня выпроводили из сиротского приюта. Протащив через холмы Восточного Вермонта, имя Харольд Клэнси Эверет, которое мне там прицепили (это мне-то, простому, ничем не примечательному парню. Немало имен я сменил с тех пор, но не беспокойтесь: мой почерк всегда узнаваем) я принял решение.

Папаша Майкле меня настолько невзлюбил, что при виде выданного в приюте, официального на вид, документа тут же определил в работники. Так вот и получилось, что мы с ним вдвоем управлялись с его молочной фермой, а точнее с тринадцатью тысячами триста шестидесятью двумя пегими коровами гернзейской породы, которые только и делали, что беспробудно спали в своих нержавеющих гробах. Питательный раствор с наркотиками в виде розовой жидкости (липкая дрянь, руки потом не отмыть) они принимали через прозрачные пластиковые провода, моцион получали с помощью электровибраторов, от которых мускулы тряслись мелкой дрожью, но просыпаться и не думали. А молочко-то знай текло себе в нержавеющие цистерны. Ну да ладно. И как-то днем (когда я, как Крестьянин с Мотыгой, стоял средь полей и лугов, обессилевший от трех часов каторжного труда, и сквозь пелену усталости созерцал организацию вселенной) во мне созрело Решение. А рассуждал я так: раз на Земле, на Марсе и спутниках все забито народом и всем прочим, то наверняка там найдется что-нибудь получше этих вот, окружающих меня красот. Почему бы не отхватить себе немного.

Короче, прихватил я пару Папашиных кредитных карточек, один из его вертолетов и бутылку белого джина, собственноручно изготовленного этим старым хрычом, и отправился в путь. Пытался ли кто-нибудь из вас посадить угнанный вертолет на крышу здания «Пан Американ», в пьяном-то виде? Тюряга, смуряга и немалое количество увесистых тумаков научили меня жить. Но запомните, любезнейшие: почти десять лет назад я честно отрабатывал свои три часа на молочной ферме. Но с тех пор уже никто не называл меня Харольдом Клэнси Эверетом.

Хэнк Кьюлафрой Эклз (рыжеволосый, чуть рассеянный, ростом в шесть футов два дюйма) спокойно вышел из камеры хранения космопорта с кучей вещей, ему не принадлежащих, держа в руке небольшой портфельчик, в котором они все и уместились.

Шедший рядом с ним Коммерсант, вещал:

— Обидно мне смотреть на вас, молодых. Возвращайтесь-ка в Беллону, мой вам совет. Все ваши неудачи с блондиночкой, о которой вы мне рассказывали, не стоят того, чтобы скакать с планеты на планету и быть таким мрачным. А уж бросать работу — и подавно!

Хэнк останавливается и нерешительно улыбается:

— Ну…

— Безусловно, я понимаю, что у вас могут быть нужды и желания, которых нам, старикам, не понять, но вы должны сознавать свою ответственность перед… — Тут он замечает, что Хэнк остановился у двери с надписью «Мужчины». — О. Ну. Э-э. — Он широко улыбается. — Рад был познакомиться, Хэнк. Это замечательно, встретить человека, с которым можно приятно поболтать во время таких чертовски долгих перелетов. Всего хорошего!