Жозеф Рони-старший - Звездоплаватели

– Я тоже, – сказал я, – я тоже счастлив! Мне так хорошо, как в пору моего детства!

Прильнув плечом к моему плечу, Грация рукой нежно обвила мне шею. И тогда, казалось, я пережил что-то высшее над тем, что известно людям.

В этот миг пришел Антуан, а с ним и вождь.

– Все нормально, – сказал вождь. – Сегодня вечером она, видимо, совсем будет здорова.

Антуан и я смотрели на него, не понимая, в чем дело.

– Она сейчас еще больна, – объяснил он.

Вождь оказался прав. Только на другой день Грация почувствовала себя уже совсем хорошо. Я приходил к ней ежедневно. Снова началась война, но на этот раз мы закончили ее быстро.

Во время передышки мы изготавливали новые аппараты защиты. А зная недостаточность инициативы трехногов, мы подробно объяснили им все неполадки, которые могли встретиться, и рассказали, что тогда нужно делать.

Теперь трехноги сами умели изготавливать оружие. Как я уже говорил, их быстрота и точность работы были намного выше людской, и они решили изготовить себе много таких аппаратов, чтобы защитить все свои границы.

– Мы научим и наших соседей делать то, что вы показали, – сказал вождь в тот день, когда уже можно было всему войску вернуться в пещеры. – А они научат других. Таким образом, ваша наука понемногу обеспечит нам защиту от нашествий звероподобных. Звездоплаватели Земли выручили своих братьев!

Проходили дни. Мы познакомились еще и с другими группами трехногов и на широкой равнине изготовили светящиеся фигуры, такие большие и яркие, что их было видно с Земли.

В первую же ночь мы послали световой сигнал системой длинных и коротких отблесков, которую открыл Морзе – изобретатель прошлого столетия. Система эта была настолько проста, что можно было высказывать все, доступное слову.

Нас сразу приняли и поняли. Скоро мы получили новости – десять радиостанций ответили нам. Антуан и Жан получили «межпланетные радиовесточки» от своих родственников, а я – от приятелей, так как моих близких уже не было в живых.

Наше путешествие вызвало целую бурю восторга на Земле. Газеты описывали его, как самое выдающееся событие века, а некоторые – как чрезвычайнейшее дело во всей истории рода человеческого…

Я же чувствовал еще большую тягу к Грации. Виделся с ней ежедневно, и целые часы мы проводили вместе. В чувствах наших я замечал столько необычного, что боялся даже уяснить их суть.

Как объяснить эти удивительные волны, эти прекрасные содрогания всего естества? Ничего подобного я не переживал в моей невеселой жизни. Я не допускал и мысли, что это могла быть любовь в людском понимании. Во мне полностью угасло наше людское похотливое чувство, а если бы оно и проснулось, то у Грации, я думаю, вызвало бы только обиду, а мне было бы стыдно.

Каждый раз во время легчайшего прикосновения к ее телу я ощущал какое-то обожание, какое-то необычайно сладкое чувство, такое же, как в тот день, когда к Грации вернулась жизнь.

А может, это и есть настоящая любовь? А если это так, то она также далека от человеческой любви, как Грация от наших женщин. Так как словами это передать было невозможно, да и Грация, без сомнения, не поняла бы, то и я переживал все молча. Как счастливые тени блуждали мы по лесам, по берегам Молчаливых озер, по подземным пустотам…

Однажды мы пришли в просторную пещеру, где зеленоватое сияние выходило из глубины и разливалось по стенам. Там, на камнях, была записана легенда про Марс, про то время, когда на нем появились первые живые существа.

Мы сели на миллионолетнем камне – когда-то это была колония множества маленьких существ – моллюсков, а теперь их остатки превратились в громадную глыбу ракушечника.

И там, до боли ясно, я почувствовал, что Грация для меня дороже всего на свете, и что я не могу сдержать себя и должен высказать ей это.

Марсианка затрепетала, словно листок на дереве от ветра, необычайным сиянием вспыхнули очи, голова тихо опустилась мне на плечо и тогда… Только как мне описать это?

То были объятия, такие же чистые, как объятия матери, когда она лелеет свое дитя. И вся минувшая жизнь показалась мне такой убогой, все ее скоротечные утехи: и запахи гор, и бодрые рассветы молодых лет, и загадочные тени сумерек, и все сказки про женщину, сложенные в течение тысячелетий, и сама женщина тех лет, когда я ее считал высшим существом и ее любовь счастьем… – все это осталось где-то далеко-далеко. Все пропало в этот миг чуда – зарождения новой жизни!