Как он все-таки ухитрялся услышать мой вопрос, для меня оставалось загадкой. Но он снова споткнулся на полном скаку, будто наткнулся на неожиданно появившееся препятствие, речь, не теряя внешней гладкости, превратилась в абсолютно случайный набор слов.
- КакКакой?! - наконец выдавил он. - ВыШутите? НеужелиВыНеЗнаетеНеужели ВасЭтоНеИнтересовалоНикогдаСтранно!
И он очень коротко объяснил мне суть, все время поглядывая с некоторым изумлением, не пошутил ли я...
Единственное, что смягчило весь ужас описания, - непринужденность изложения. Он говорил легко и изящно: "В общем, это своеобразные лейкоциты (если искать сравнения), которые окружают занозу в теле, пытаясь ее изолировать. Происхождение и состав пока неизвестны. На них действует только звук (как это было случайно обнаружено), причем структура пузыря не выдерживала звуковых колебаний именно человеческого голоса, и никакие механические приспособления не могли его заменить".
И он перешел к другой теме. Но я, конечно, уже не мог его слушать. Через полчаса он сам проводил меня до гостиницы, крепко пожал руку и оставил меня в покое...
Я сидел в комнате, оглушенный и потрясенный новостью... Встал, снова сея, прошелся, снова сел. Он говорил об этом так же спокойно, как мы говорим о ветреной погоде, дождях, если они идут слишком часто... Но ведь это было хуже любого стихийного бедствия. Пузыри - ежесекундная, ежеминутная опасность. Все его примеры и пояснения, конечно, не могли дать четкой картины: я не мог представить, как радужные искорки могут сгущаться вокруг человека, сначала образуя что-то вроде мыльной пленки, которая потом густеет до стекловидной массы. Даже самая "точная имитация" в музее не могла испугать - слишком она красивая и безобидная на вид, - это тебе не какой-нибудь хищник, где ясно видны когти, зубы, щупальца или еще что-нибудь в этом же духе...
Но я видел, точнее слышал, последствия на каждом шагу - весь кошмар Города, все его странности сразу стали понятны. И так легко говорить об этом?! Мне пока ничего не грозило - как объяснил он, - для любого приезжего какое-то время существует временный иммунитет, пока идет усвоение или, наоборот, раздражение среды... А потом и меня может окутать радужный "пузырь", через некоторое время он остекленеет, и его оболочку уже нельзя будет ни распилить, ни расплавить... Только голос, только звук на самом первом этапе способны воздействовать на него... Каждую секунду знать о такой опасности, помнить о ней, бороться с ней?!.
Мне стало стыдно, невыносимо стыдно за свое раздражение, злость, непонимание...
Они вынуждены защищаться - пусть столь странным образом, они вынуждены каждого человека обучать этой защите с детства. Их детишки боятся пузыря ничуть не больше, чем наши огня газовой плиты, грома или молнии... "Маленький муравей вернулся в амбар, взвалил на спину еще одно пшеничное зерно и потащил его домой".
Город спасал жизнь. И недаром они так торопились скорее отъехать от моего корабля, я еще тогда заметил радужные вихри вокруг машины. А они поехали, несмотря на опасность, - в Городе лучше оборудована защита, чем в машине...
А в парке?! Я все время вспоминал, как Она шла по аллее и говорила: может быть, читала стихи или вспоминала специально заученные тексты... А может быть, Она молчала?! А стихи или текст не имели к ней никакого отношения. Она просто гуляла и молчала...
Я снова замотал головой, но уже как совсем молодой жеребенок, который так занят своими мыслями и делами, что долго не может сообразить, с какой же стороны его кусает назойливый овод...
"Но почему они до сих пор ничего не придумают за столько лет, кроме такой непрочной защиты?! - думал я. - И еще пребывают в полной уверенности, что у всех если не то же самое, то очень похожее и ничего особенного в их жизни нет..."
Или просто перед Гостем неловко говорить о своих проблемах, мучить его своими страхами и опасениями, и они вежливо делают вид, что все ерунда?
Я поймал себя на том, что думаю сразу о двух вещах: почему они не ищут радикального средства, и имею ли я право позвонить ей?
"Боже мой, это все равно, что приставать к смертельно больному человеку", - думал я, набирая номер...
Мы стояли на балконе ее дома и смотрели на Город. Каждый звук был для меня теперь ревом "Скорой шумовой", когда знаешь, что кому-то плохо, кому-то надо помочь...
- И только тогда мне стало понятно, - закончил я...
Она тоже что-то говорила, но я не следил, вернее, старался не обращать внимания, что тоже было больно и трудно. Она каждую минуту боролась за свою жизнь, а я, защищенный временным иммунитетом, стоял и разглагольствовал о своих ощущениях...
Читать дальше