Ант Скаландис - Операция на разуме

- А обратный процесс?

- Как смерть. Когда-то мы умирали, как и вы, необратимо. Космическая пыль - это трупы наших предков. Теперь наша смерть скорее похожа на ваш сон. Мы умираем, когда хотим отдохнуть.

- А можно ли превращать пространство в энергию и вещество?

- А можно ли превращать скорость реки в лед? Пространство - это не субстанция, а лишь свойство, параметр материи.

- А время обратимо?

- Нет, но его можно ускорять или замедлять в любых пределах...

Они проговорили всю ночь, а потом прозвучали уже знакомые фразы: "Сеанс связи окончен, Калитин. С добрым утром." Слово в слово, как в прошлый раз. И Калитин подумал: "Кто из нас робот?"

После завтрака он узнал, что Юров уехал до вечера в Москву. Появилось время как следует обдумать разговор. От ночной решимости не осталось теперь и следа, страшно было сказать хоть одно неточное слово, как человеку, стоящему на краю бездны бывает страшно пошевелить даже пальцем. И он обдумал все, что можно было обдумать, даже взвесил все "за" и "против", хотя и запретил себе какие бы то ни было прогнозы. И было уже невыносимо думать о предстоящем разговоре, и весь ночной диалог был уже подробнейшим образом записан, и сигареты кончились, а Юров задерживался. И тогда Калитин решил поговорить с Творцом. Он не знал, как это сделать, поэтому просто сел в кресло и попытался заснуть.

- Я понял тебя, Калитин, - Творец сиял переливчатой солнечной кляксой в вышине бледных изломов энергетического колпака. - Ты хочешь поговорить. Помни только: во внепространственных сферах время течет замедленно. Там, где осталось все твое тело, его пройдет в десять раз больше, чем здесь.

- Творец, мне все-таки непонятно, как ваша высокоразвитая цивилизация может решиться по сути на массовое убийство, на геноцид?

- Постарайся выйти за рамки своих представлений. Я сравнивал вас с неудачным сортом пшеницы - это неточно, я просто пожалел твое самолюбие. Мы ведь не убиваем вас и не перерабатываем на корм - мы вас просто _выключаем_. Как плохо работающую машину. Но пока я еще надеюсь, что вас можно _починить_.

- А ты умеешь надеяться, Творец? - в Калитине закипала злоба.

- В твоем языке не хватит слов для всего, что я умею.

- А ты не боишься, Творец, что однажды кто-нибудь выключит тебя?

Переливчатая звезда наверху задрожала со звоном и всхлипами, стены энергетической сферы всколыхнулись, а потом что-ю тоненько загудело, так тоненько, что у Калитина противно зачесались зубы.

Он вдруг понял, что Творец смеется.

- Что это такое, Алексей?! - кричал Юров.- Что это? Почему ты все это скрывал от меня? Что с тобой, Алексей?!

Юров потрясал растрепанной пачкой листов, и на лице его был испуг.

- Ты был без сознания! - кричал он. - Почему?

- Не знаю, - глупо сказал Калитин.

- Что ты не знаешь?!

- А что ты кричишь?!

- Что я кричу? Я вошел, а ты в кресле с закрытыми глазами, и в пепельнице дымится окурок. Понимаешь, дымится. Я тебя окликаю, а ты не слышишь. Расталкиваю, а ты не чувствуешь. Что я должен был подумать? Нормальные люди так не засыпают. Ты понимаешь, что ты серьезно болен? Я больше не скрываю это от тебя. Тебе лечение нужно. Основательное лечение. Черт возьми, я еще сам не знаю, какое! А ты мне мешаешь. Врешь мне бессовестно, прячешь свои бредовые записи, не хочешь бороться с болезнью...

В какой-то момент Калитин перестал его слушать. "Все пропало. Теперь не спасти, - неотвязно стучало у него в голове. - Все. Все пропало." Словно он опять, как однажды много лет назад оперировал безнадежного больного. Человека. Это потом во сне он стал роботом. Может быть, с этого все и началось? "Да и в том ли дело? - думал Калитин. - Люди ли, роботы - все пропало. Теперь не спасти..."

И все-таки он стал объяснять. Должен был объяснить. Не имел права не попытаться. Но чем дольше он говорил, тем яснее становилось: все бесполезно, бессмысленно. Безнадежно.

Юров слушал с надлежащим профессиональным вниманием, и Калитин ждал, что учитывая тяжелую степень помешательства, психиатр примет условия игры и со всем присущим ему талантом изобразит искреннюю веру в этот новый апокалипсис (Калитин даже надеялся, хоть и сознавал всю наивность своей надежды, что таким образом удастся обмануть Творца), но Юров сказал:

- Не могу я поверить тебе, понимаешь, не могу. Даже если бы очень захотел. Не имею права. Потому как если я, психиатр, поверю в твои сны, то кому же тогда лечить таких вот, как ты и я.

И больше они не спорили. Калитин согласился на все, на любые методы лечения, дал клятву впредь ничего не скрывать и постараться думать о своих видениях как о продукте деятельности мозга. Спокойно поужинал. Погулял в парке. И лег спать.