Ант Скаландис - Семь кругов откровения

И тут же до него дошло.

Шура Бернадский был его школьным другом с шестого класса. Потом они вместе учились в институте, а потом, отработав по распределению три года на "ящике", Андрей устроился в НИИ, где работал Бернадский, именно Шура рекомендовал его своему завлабу.

"Так, значит, и ты, Брут..."

- Когда? - спросил он обессилено.

- Да сразу, как я пришла в институт. Два года назад.

- И долго вы с ним?..

- С ним - долго.

И Андрей понял, что именно Шура был у Светланки непосредственно перед ним. Он хотел спросить про последний раз, но не решился и спросил другое:

- У вас было серьезно?

- Серьезнее, чем со всеми остальными.

- Но ведь он женился.

- Ну и что?

- Как? И после тоже?

- И после тоже.

"Ну и свинья же этот Бернадский!" - подумал Андрей. Он вспомнил Зиночку, Шурину жену, симпатичную, простую, добродушную девчонку, и как они в вчетвером ходили в кафе отмечать Восьмое марта.

Дождь шумел ровно и тихо, словно исправный мотор. Теперь закурил Андрей. Ему вдруг подумалось, что не всегда хорошо знать правду. Наверное, не всегда. И все-таки ложь - это ещё хуже.

А потом он вдруг вспомнил казавшийся раньше чудовищно нелепым слух, дошедший до него от какой-то сволочи. Дескать, случайно ли Светланка со средним техническим образованием, не проработав в институте и года, получила вдруг инженерную ставку, ведь всем известно, какой любитель по женской части их начальник отдела Батюк, и беспринципностью своей он тоже славился, да и не первый уже такой случай - любая хорошенькая женщина в отделе знает, как себе зарплату прибавить.

И словно читая мысли Андрея, Светлана вдруг сказала:

- Да, я плохая, Андрюшка. Я очень плохая. Но что мне делать, раз я такой родилась. Просто я очень увлекающаяся, влюбчивая я. Просто влюбчивая.

И снова она заплакала.

И, бросив под дождь недокуренную сигарету, он спросил:

- А Батюк?

Она закрыла лицо руками и заплакала в голос.

- Ну, зачем ты мучишь меня, зачем? - всхлипывала Светлана. - Тебе приятно мучить меня? Между прочим, он очень даже ничего. Как мужчина. Ты думаешь, я не могла увлечься Батюком? Могла. Ты знаешь, как нам трудно с мамой? Мы живем без отца. Ты знаешь, как это неприятно, когда за два дня до зарплаты не остается ни копейки? А Батюк - отличный мужик. Да!

И вдруг она прижалась к нему, спрятала лицо на груди и прошептала:

- Знаешь, какой он мерзкий? Он ужасно, ужасно мерзкий...

- Ну, успокойся, Светланка, пожалуйста, успокойся. Это все чепуха. Че-пу-ха. Ты слышишь меня?

- А то, что, кроме того, первого, у меня было ещё два аборта - тоже чепуха? А после третьего мне сказали, что у меня никогда не будет детей - и это чепуха?

- Чепуха, - сказал он жестко. - У тебя будут дети. Эти врачи, они ни черта не понимают.

- Правда? Ты так думаешь?

- Я знаю. У нас будут дети.

- Андрюшка, милый, Андрюшка...

- Светланка, он гладил её по лицу, целовал ей шею, - плюнь на все. Ведь тебе хорошо со мной? Ведь у нас же с тобой по-настоящему. А когда по-настоящему, то ведь больше никто не нужен, и никого не надо обманывать. Ну, скажи, после того, как я появился, у тебя не было никого? Правда, Светланка? Ну что же ты плачешь, глупенькая?

А она все плакала, а дождь за окном все шел, и сквозь дождь и слезы она проговорила:

- Конечно, никого, я тебя не обманываю больше, я все рассказала.

И в её словах он опять ощутил едва уловимый горьковато-сладкий запах лжи и, как охотничий пес, почуявший дичь, насторожился и приготовился найти, схватить, скрутить и уничтожить эту так долго прятавшуюся ложь.

- Не надо изводить себя, Светлана, не надо ничего скрывать, - только и сказал он.

И внезапно вспомнил какой-то хороший и страшный фильм. Скупо обставленный кабинет, утомленный следователь в выцветшем кителе с расстегнутым воротом, портрет Железного Феликса над его головой и резкий свет настольной лампы, повернутый к женщине, в ужасе скорчившейся на стуле напротив сурового блюстителя закона...

О, Боже! Что он тут устроил! Это же форменный допрос в ГБ...

Светлана поднялась и вышла на кухню. Потом вернулась обратно. Он хотел сказать: "Хватит, не надо больше!" Но понял, что уже ничего не сможет изменить.

Светлана встала у окна лицом к дождю.

- Это было две недели назад, - проговорила она еле слышно. Бернадский принес новые диски. Предложил послушать. Мы потанцевали. У него с собой было три бутылки вина, купленных к дню рождения тещи, и мы одну выпили. Мама была в отпуске. А ты был в командировке. Я не знаю, как это вышло. Но он не виноват. Это я, я виновата! Я плохая. Я очень гадкая, - она обернулась. - Но я люблю тебя, люблю! Слышишь? Люблю!.. Ты мне веришь?