Павел Загребельный - Долина долгих снов

И тут Иван Терентьевич вспомнил о стрелках и иероглифах, которыми кончались стебли цветов. Что должны означать эти стрелки? Они указывали куда-то вниз, в том направлении, куда круто обрывался заснежённый склон. Иероглифов профессор ещё не расшифровал. Не смогли их, разумеется, прочитать и Максим с Полей. Но неужели они спустились по этому склону? Может, решили узнать, куда ведут эти стрелки?

Профессор подполз к Токтогулу и крикнул старику в самое ухо:

— Уважаемый Токтогул, приходилось ли вам когда-нибудь ночевать в пещере с цветами?

— А? Ночевать? — переспросил чабан слабым голосом. — Немножко ночевал.

— А сколько раз, не помните?

— Может, пять раз, а может, десять, — ответил Токтогул. — Ночевал.

— А что ты думаешь, профессор? — в свою очередь спросил его Токтогул.

— Да ничего особенного. Думаю, что нам нужно вернуться в пещеру.

— В пещеру? — удивился чабан. — Она же пустая.

— Вы лучше скажите мне, пожалуйста, долго ли ещё будет продолжаться метель? — спросил профессор. — В такую погоду туда, наверное, не доберёшься.

— Не знаю, — простонал Токтогул. — Уже осень спускается с Хан-Тенгри. Теперь метель может быть очень долго.

Но наутро ветер утих. Заблестели чистые снега, показалась каменистая громада хребтов.

Андрейка повеселел. Он хитро подмигнул Токтогулу, погладил Битку, побегал с ней по снегу. Всё-таки приятно, когда у тебя над головой светит солнце, когда не сбивает с ног бешеный ветер и, самое главное, когда ты идёшь на такое почётное дело, как спасение товарищей.

И Андрейка пошёл рядом с Токтогулом, который уже забыл о том, что ему нужно умирать, и снова вёл отряд через снежную целину.

Их заперли в одну из боковых башен храма, в ту самую, которая была построена из чудесного белого нефрита.

Темнота, царившая внутри храма, не дала им возможности осмотреть свою новую тюрьму, но и во тьме легко было установить, что они попали в огромное помещение.

Страшно хотелось пить, беспокоила судьба Увайса, который исчез неизвестно куда. О собственной судьбе тоже, по-видимому, лучше было не думать. Максим и Поля попробовали задремать, устроив из своих рюкзаков постель на плитах пола, но сон лишь на короткие мгновения касался их глаз и снова отлетал, лёгкий и неуловимый, словно ветер.

Так миновала ночь. Сквозь невидимые отверстия в стенах внутрь храма начали вливаться серые волны рассвета. Из тьмы выступали высокие яшмовые колонны с крылатыми львами и слонами на капителях. От главного нефа храма, где находились Максим и Поля, отшлифованные узорчатые ступени вели к боковым алтарям, которые утопали в причудливых извивах каменной резьбы.

— Как ты думаешь, Максим, есть здесь выход? — спросила Поля.

— Сейчас будем искать, — ответил Кочубей. — Пока что нас, наверное, считают почётными узниками, если заперли в таком роскошном помещении.

— А может, тут ещё кто-нибудь есть? — высказала предположение девушка.

— Вряд ли. Ты слышишь, как отдаются наши голоса под сводами. Если бы здесь кто-нибудь был, мы бы уже давно услышали.

Не успел он выговорить последние слова, как в одном из боковых алтарей обрисовалась высокая человеческая фигура, и тихий, но чрезвычайно красивый голос долетел оттуда до удивлённых Максима и Поли.

— О, снег моих гор!

Фразу эту поняла только Поля и сразу же перевела Максиму.

— А ты, — сказал Максим, — отвечай ему так: О ты, око разума, красоты и справедливости!

— Оставь шутки! — сурово глянула на него девушка. — Я тебя совсем не узнаю с того момента, как мы попали в Долину долгих снов.

— Я сам себя не узнаю, — буркнул Максим.

К ним приближался высокий, величавый старик. Смуглое, оливкового цвета лицо его было старательно выбрито, пышные волосы густой седой гривой спадали почти до плеч.

— Помогите нам! — поднялась навстречу ему Поля. — Нас мучит нестерпимая жажда.

— О, всё есть страдание, — грустно усмехнулся тот. — Рождение есть страдание, старость есть страдание, неволя есть страдание, разлука с любимыми людьми есть страдание.

— Мы пришли с горы, — попробовала пояснить ему Поля. — Там лежит большая, очень большая, как тысячи ваших долин, страна, и ещё много стран там есть. Мы попали сюда случайно и не знаем, почему нас заперли в этом храме. Нам уже второй день не дают воды.

— О, вода нужна, чтобы залить пламя, которое пожирает всё на сеете, — как эхо, отозвался странный старик. — Всё — в пламени. Глаза и все чувства всегда в пламени, зажжённом огнём любви, огнём ненависти, огнём искушения. Пламя вспыхивает при рождении, старости и смерти, оно зажигается болью и воплями скорби, страдания, заботы и отчаяния. Весь мир в пламени, весь мир окутан дымом, весь мир пожирает огонь.