Ни имущественных, ни семейных обязательств у него отныне не осталось всё взяла на себя киновия [Киновия (греч. koinobios - общежитие), одна из двух основных форм монашества, при которой монахи объединены в общину и соблюдают определенный устав, регламентирующий распорядок дня, богослужение, питание, одежду и занятия братьев, и пр.] монахов.
Именно тогда и произошло первое чудо, когда при возложении на Томаса послушнических обязанностей и одежд икона божьей матери на клиросе заплакала прозрачными слезами, оказавшимися миром и алоэ. Он как сейчас помнил этот момент, помнил, как легли ему на плечи грубошёрстные туника, нарамник и монашеская ряса, как взлетел под гулкие своды собора вдохновенный, хотя и не очень слаженный напев "Attende, Domine", и как им вдруг овладело невообразимое, щемящее и возвышенное чувство. Слова сами пришли ему на уста, и в сокровенности божественной молитвы Томасу открылось вдруг что-то совершенно новое, что испугало его и одновременно наполнило тайным восторгом. - Он хотел, чтобы ему был дан Знак.
Он очень этого хотел.
И икона заплакала.
Сие событие приставленный к нему наставник, брат Себастьян, испанец по происхождению, воспринял как доброе знамение, после чего оба они сразу же отправились в длительную поездку во Фламандские края, где их, как оказалось, ждали неотложные дела - брат Себастьян был вызван исполнять обязанности инквизитора. Образование Томаса было решено продолжить в пути по мере возможности. Но вышло так, что дело, которому брат Себастьян в своих планах думал посвятить не больше месяца, внезапно затянулось на полгода, захватив чуть ли не весь период Томасова послушания.
За это время Томас выслушал множество в высшей степени полезных поучений, прочитал немало выдержек из книг в монастырях, где им случалось останавливаться, и здорово поднаторел в схоластике и богословии. Помимо этого ему трижды пришлось присутствовать на допросах еретиков, исполняя обязанности писца и секретаря, и если во время первого такого допроса он едва не рухнул в обморок, то два последующих перенёс уже гораздо лучше. Хотя, по правде говоря, ему всё равно было от этого не по себе.
И вот теперь он вновь задумался о Лисе, этом человеке, одержимом демонами, или демоном в людском обличье, за которым они гонялись уже больше трёх месяцев по всей стране в сопровождении солдат, гонялись, и никак не могли поймать. Он сидел за столом, грел руки у кувшина с кипятком, вполуха слушал пение мальчишек за окном и ловил себя на мысли, что отчасти им завидует. Всё произошедшее на улице Синей Сойки было для них не более, чем забавным случаем, лишним поводом попеть, поорать и посмеяться над монахами и испанцами.
Для Томаса же в полуночной пляске содержалось нечто большее. Если брать по большому счёту, то наверное, он один сейчас понимал, что там в действительности произошло.
Этот еретик, этот рыжий травник, этот Лис просто очень хотел, чтобы случилось так, как всё случилось. Можно сказать, что он молил об этом, только вот кого? Томас не знал, что стало ему в помощь - ведовские ли ритуалы, приобретающие, как известно, в ночь зимнего солтыция [Солнцестояния.] особенную силу, промыслы стихийных элементалов, или же бесовские заклятия, но травник очень захотел, чтобы они затанцевали.
Очень-очень.
И они затанцевали.
Томас это почувствовал и оказался единственным, кто устоял, кто истовой молитвой смог поставить Слово против Слова. Ещё он уловил, что беглецов было трое - два мужчины и мальчишка. И ещё - в тот миг он чувствовал, куда ушёл злосчастный травник. Знал, чувствовал, и... никому не сказал. Потому "что знал - иначе травник будет убивать. Откуда это знание пришло к нему, он и сам сейчас не смог бы объяснить. Но в тот миг он об этом даже не задумывался, просто вдруг почувствовал, что если будет так, преследование обернётся кровавой бойней.
Сейчас он понимал, что это был страх. Страх слепой и безрассудный, который примораживает ноги к земле, а язык - к челюстям. Ничего подобного Томас до сих пор не испытывал. Во всяком случае, не помнил, чтоб испытывал.
Помимо всего прочего, Томаса сейчас одолевало странное чувство, будто этот травник ему гораздо более знаком, чем он до этого думал. И вот тут его размышления заходили в полнейший тупик, ибо увидеть Лиса до этого момента Томасу было решительно негде.
Разве что - на портрете.
За всеми этими размышлениями Томас так отрешился от окружающего мира, что не сразу осознал, что его зовёт брат Себастьян, и тому пришлось повторить свой возглас дважды или трижды.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу