Энди Лэйн - Декалог 3 - Последствия

Принесли гаспачо.

— Вот посмотри на этих, — сказала она, указав на весь зал ресторана. По мере того, как её голос становился громче, Сара пыталась казаться ниже. — Лучший из них — максимум на семь баллов, и это официант у соседнего столика. Симпатичный в пуантилистском смысле.

Сара непонимающе посмотрела на неё.

— Если издали смотреть, — объяснила Кэйти.

— Определённо Сёра, — меланхолично сказала Сара. — Совсем не мой вкус, — она гоняла в тарелке кусок перца. — А тебе не хотелось бы кого-нибудь более взрослого в своём отношении к тебе? Кого-нибудь, с кем можно… поговорить?

— Кого-нибудь, с кем можно поспорить, — передразнила Кэйти. — Кого-нибудь интеллектуального. Кого-то, кому я могу доверять, кого-то экзотического… Того, кто присмо-отрит за мно-ой, — запела она. — Серьёзно, Сара, ты в таком случае можешь встречаться с одним из моих заморских дядюшек. Или со своим руководителем диплома, «иностранным корреспондентом». Кажется, тебе нравился тип «отца-исповедника».

— Это не то, что я имела в виду, — сказала Сара, покраснев, понимая, что в тихом ресторане смех Кэйти слышат люди за соседними столиками.

— Кроме того, — сказала Кэйти, — если бы я хотела встречаться с незаконным иммигрантом, я бы пошла работать в передачу о путешествиях.

Они уже пили по второй чашке кофе на квартире у Кэйти, когда Кэйти перестала говорить о своей новой телепередаче об искусстве.

— После третьего предложения, — завершила она, — я решила, что не могу отказаться.

— Как обычно, — сказала Сара, оглядывая гостиную с невообразимо чистой мебелью. — Ты долго крутишь носом, а потом получаешь сразу три предложения.

— Ха-ха, — иронично сказала Кэйти и нахмурилась, увидев на кофейном столике микроскопическое пятнышко. — Очень смешно. Ладно, если ты не можешь писать о моей жизни, то почему тогда о своей не напишешь? Ты же журналистка, дорогая. С тобой не случается ничего, достойного книги? Ничего странного?

Сара отсутствующим взглядом смотрела на большую репродукцию Тулуза-Лотрека на противоположной стене. Она хотела сказать «нет», но затем она вспомнила о своей вчерашней встрече.

— Знаешь, я познакомилась с семьёй Войзека.

— У этого технаря была семья? А я думала, что его на станке штамповали.

— Нет, — сказала Сара, с серьёзным лицом наклонившись вперёд. — Это было… тяжело. Я нашла их через Барни из «Mirror». Они прятались от лондонской прессы, но, узнав о том, что я разговаривала с Войзеком перед самой его смертью, согласились встретиться. Барни, конечно, обиделся.

— Бедный Барни, — сказала Кэйти.

— Мать Скотта Войзека сказала мне, что его бизнес-партнёр, молодой человек по имени Кендрик, погиб тоже неожиданно и тоже странно. Их сын… они называли его Скотти…

— «Отправляй меня»…

— Нет, было не смешно.

Сара вспомнила старую женщину — мать Войзека. Когда та говорила о сыне, у неё от горя опустились плечи, руками она всё время теребила подлокотники кресла. На ней было чёрное платье с глухим воротом, волосы были завязаны лентой. Когда Сара спросила у неё о смерти Кендрика, она перестала дёргать обивку кресла, откинулась на спинку, и сложила пальцы домиком, словно статуя из гробницы.

— Скотти тогда сильно изменился, — шёпотом сказала она с сожалением. — Мы с отцом никогда не понимали работу Скотти, хотя он и хотел этого. Он хотел, чтобы мы разделяли его любовь к ней. Его заразительный энтузиазм. Его любопытство и амбиции. Он был исполнен всего этого, когда они вместе с Кендриком основали «Тонска».

Сара непроизвольно дёрнулась, когда муж пожилой женщины громко прокашлялся. Она посмотрела туда, где он, сгорбившись, сидел на выцветшем диване, и напрягла слух, чтобы разобрать его неуверенную речь с сильным акцентом.

— Скотт сказал нам, что Кендрик предоставил ему фантастические технологии, «передовые», как он их называл. «Передовые» — это всегда впечатляло Скотти, — отец словно выплёвывал слова с горькой насмешкой, его густые тёмные брови сдвинулись над сердитыми глазами. — Кендрик был «передовым» по части роботов и чего-то, что называлось воображение… нет, изображение, технологии изображения. Жаль, что я не слушал его внимательнее. Иногда я думаю, не наше ли безразличие… — он опустил голову, уткнувшись подбородком в грудь, и последние слова не было слышно.

— Нет, отец, — у женщины голос был твёрже. — Всё дело в смерти Кендрика. С момента его самоубийства Скотти стал сам не свой. Он всё время проводил в офисе. Словно он боялся чего-то. Боялся, что потеряет всё это…