— Рррааавк!!! — сорвалось с клыкастой пасти Зиновия Сергеевича, что означало: «Ты умрёшь мучительно!»
Мгновение, второе, искры в глазах, резкая многократная боль по всему телу, судорожная тряска… Зиновий обнаружил себя на полу. Над ним возвышался Боно. Из наконечника трости змеились электрические разряды. Уродливое лицо Укротителя треснуло пополам хищной ухмылкой. Все его желтоватые зубы были заострёнными, как у акулы. Градов никогда не видел такого ни у одного полукровки, с которым доводилось пересекаться раньше. Был ли это результат изощрённой стоматологической работы, либо Боно принадлежал к особому подвиду чупакабр — особо не задумаешься. Ведь электрошок отнюдь не способствует мышлению…
— Ты не понимать ещё, к кому ты попадать, — заговорил чупакабра. — Я Великий и Ужасный Боно! Укротитель Мутантов! Ты теперь мой мутант. И я буду тебя укрощать.
Последовала новая череда электрических разрядов. Они парализовали тело, подпитывая ненависть Градова к Боно. Да что там к Боно? Ко всем этим дагонским тварям и их прихвостням! Так нагло лгать! Так бесчеловечно обманывать! Пускать стариков на байган… Продавать моральным уродам вроде Боно для маниакальных экспериментов, для удовлетворения больной прихоти!
ОНИ ВСЕ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ!
ОНИ ПОДЛЫЕ ТВАРИ, НЕДОСТОЙНЫЕ ЖИЗНИ!!
ОНИ РАКОВАЯ ОПУХОЛЬ ЗЕМЛИ!!!
Но лютая звериная ненависть не имела выхода. Она была заточена в клетку. Клетку страха перед металлической тростью, искрящейся парализующими молниями.
— У меня совсем скоро будет выступление, — признался Боно. — А ты ещё ничего не уметь. Я хочу сделать тебя как коронный номер, как гвоздь выступления. Времени совсем нет. Я придумать для тебя небольшой трюк. Дальше будем делать много трюков. Сейчас хватит один. Подняться на ноги!
Градов лежал неподвижно.
— Подняться, мазафака, на ноги! — завопил Боно и ткнул Зиновия искрящейся тростью в бок.
Электрический разряд обжёг сильнее огня. Но Градов продолжал лежать.
— Встать, бич, встать! Ап, мазафака, ап! Встать! — визжал Укротитель, люто награждая мутанта за непослушание сотнями тысяч вольт.
Боль. Чудовищная боль. Жизнь, собственно, и есть сплошная боль. Мы рождаемся с болью. Умираем в мучениях. А время, когда нам кажется, что не больно — лишь иллюзия. Это просто сильная боль на время затихает. Обязательно что-то продолжает болеть. Душа, либо тело — не важно. Оно всё связано. Оно всё болит… То с большей интенсивностью, то с меньшей. Но болит. И избавившись на время от сильной боли, мы попросту принимаем меньшую боль за освобождение…
Что от того, если тело Градова сейчас горит в электрической агонии? Это лишь физическая боль. Боль душевная намного сильнее её. Боль от предательства, от необъятного ужаса, случившегося с ним — куда страшнее… Она настолько невыносима, что хочется её прекратить любым способом. И физическая боль — один из выходов. Оборвать нить жизни — значит оборвать мучения…
— Ты больной ублюдок! — заключил Боно. — Как с такой ублюдок можно работать? Лежи здесь и подыхай!
За спиной Укротителя хлопнула дверь.
Зиновий Сергеевич Горгорот вновь остался один.
«А жаль, — подумал он, продолжая неподвижно лежать на соломе, еле дыша, — ещё бы несколько минут электрической пытки, и этот кошмар мог бы навсегда закончиться…»
Истерзанное током тело начало более менее слушаться Градова лишь через какое-то время. Опять же, невозможно определить, какое — либо час, либо трое суток.
И пусть к двери никто не подходил, а в стенах и потолке сложно различить что-то похожее на видеокамеры — Зиновий буквально затылком чуял, что за ним постоянно наблюдают.
Когда Градов-Горгорот опять смог держаться на своих двоих, Боно вновь пришёл к нему с неприятным визитом.
— Опять на меня пытаться напасть? — ухмыльнулся он.
Градов показал ему очень некультурный жест.
— Вау, хоть чему-то мы учиться! — похвалил Укротитель. — Тогда присесть и руки в стороны!
Градов не шелохнулся, застыв всё в том же некультурном жесте.
— Ты ведь помнить, как больно эта штуковина делать? — Боно направил кончик трости с набалдашником из слоновой кости в форме человеческого черепа на непослушного мутанта.
Градов не пошевелил и мускулом.
— Что ж, я подозревать это, предвидеть тебя, — вздохнул Боно, прогулочным шагом направляясь к Градову. При этом, правда, не сводя с него конца трости. — Ты старый душа. Мы тебя омолодить немного, но твой душа всё такой же старый… Мы дать тебе второй шанс, ты это не хотеть понимать, — он остановился в трёх шагах от неподвижного Зиновия. — Тебя могли сделать консервы для кошечек. Их очень любить мой крылатый обезьян.
Читать дальше