Билл Болдуин - Отчаянные (Рулевой - 7)

***

Со времени моего прошлого посещения Гонтор заметно изменился. Пока Андерсон заводил "Василиск" на посадку, я видел, как ощетинилась поверхность астероида зенитными разлагателями, между которыми там и здесь виднелись обломки сбитых вражеских звездолетов. Еще больше изменений ждало меня внутри. Некогда темные и лишенные атмосферы коридоры, рабочие помещения, склады и казармы теперь кипели активностью. Огромные сводчатые ангары были забиты десантными судами всех возможных типов; несколько ангаров были отведены исключительно под новейшие десантные корабли, специально предназначенные для перевозки бронированных краулеров. В других помещениях хранились сотни новеньких краулеров, спроектированных на Содеске. Что ж, по крайней мере из относительного провала операции "Эппеид" были сделаны надлежащие выводы - в первую очередь, о необходимости концентрации тяжелой бронетехники с разлагателями, способными вести горизонтальный огонь для поддержки сил десанта на поверхности.

Сидя в одном из спешащих по лабиринту коридоров древних трамваев возрожденных к жизни умелыми руками наших Имперских Саперов, - я испытал странное чувство облегчения, мира с самим собой.., даже какой-то отстраненности, что вообще-то мне не свойственно. И поскольку ощущение это не проходило, я даже заподозрил, что, возможно, заразился одним из тех редких вирусов, которые время от времени все еще поражают нашу цивилизацию. Однако за обедом с только что прибывшим новым комендантом Гонтора, бравым полевым генералом, имя которого весь вечер успешно вылетало у меня из головы, я вдруг сообразил, что вовсе не болен. "Законченность" - вот каким словом можно было назвать это мое ощущение. Моя работа в этой космической цитадели, да и в Аталанте подошла к концу. Война для меня закончилась - по крайней мере до тех пор; тюка я не смогу внести в нее какой-нибудь новый вклад. Вскоре меня лишат возможности даже носить ту форму, которая определяла почти всю мою зрелую жизнь. И тогда... Я старался гнать мысли об этом всякий раз, когда они лезли мне в голову, но получалось это плоховато... Так кем стану я после этого? Ответа на этот вопрос я не знал.

***

Депеша из Адмиралтейства уже ждала меня, когда несколько дней спустя я под вечер вернулся в Аталанту. Собственно, об ее прибытии я знал еще до того, как увидел на столе у себя в кабинете. Уильямс, Барбюс и Руссо ждали меня на пристани, у которой ошвартовался "Василиск" Андерсона, и по выражению их глаз я сразу понял все. По дороге в штаб никто из троих не сказал ничего особенного, да и из их рапортов ничего такого не следовало Аталанта снова превратилась в образцовую флотскую базу, способную существовать и без моего участия. И все же они избегали встречаться со мной взглядом дольше чем на несколько тиков. Даже старина Коттшелл приветствовал меня особенно отечески, когда я задержался у его стола, прежде чем пройти в свой тесный кабинет (новый, подземный, готовился как раз в срок, чтобы я сдал его тому, кто придет мне на смену).

- Не соединяйте со мной пока никого, ладно? - крикнул я ему в открытую дверь. Только после этого я позволил себе посмотреть на стол.

Она была запечатана в обычный для "личной, совершенно секретной" корреспонденции конверт из алого пластика. Прежде чем она попала на мой стол, кто-то в центре связи неизбежно принял ее, прогнал через дешифратор и прочитал, прежде чем запечатать в конверт. И уж наверняка этот "кто-то" не мог не шепнуть об этом своему другу, который все так же наверняка не мог не шепнуть об этом другому своему другу... Эта информация была не настолько секретной, чтобы представлять какую-то ценность для врага, и, конечно же, я никогда не смог бы доказать, что кто-либо из тех, с кем я встречался сегодня, и правда знал, что находится в этом конверте. Но слух об этом явно прошел, и - странное дело! - мне на это было в глубокой степени наплевать. Все равно рано или поздно об этом узнают все, так что какая разница?

Довольно долго я стоял у стола, просто глядя на эту треклятую штуковину. Почему-то мне не хотелось признаваться самому себе в том, что она в конце концов пришла. Потом, тряхнув головой, я брезгливо приложил к печати указательный и большой пальцы, подождал, пока они распознают рисунок и отворят конверт. Содержимое его я вынул двумя пальцами, словно оно было грязным и дурно пахло. В конверте обнаружилось три экземпляра одного и того же приказа.

СД-ВФ7АХОХКОХЙЯХЕЙОРИТУФФГЖЖЖАСДКЖФГ [ЛИЧНО/СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО]