Александр Тюрин - Конец игры

Ее рука сперва коснулась дермапласта на его груди и приняла медицинскую информацию, Кетер подбадривающе улыбнулась: «Заживает, лучше чем на собаке», потом двинувшись выше, потрогала шрам на его щеке.

– Извини, как любая девочка я люблю трогать плюшевых мишек руками. И как тебе сейчас?

– Ноет, иногда прилично, но терпеть можно. Надеюсь, что быстро бегать не придётся.

– А тогда, когда на лицо заработал, больно было?

– Интересуетесь моей психологической устойчивостью? Тогда тоже терпимо, каска большую часть удара приняла на себя, даже вмятина приличная осталась. В селении одном горном, выбежала тоже, кстати, девочка; сказала, мол, братику помоги, помирает от лихорадки. Я думал, тот маленький и больной, а оказалось, здоровый кабан под два метра, да еще злой и с винтарём. Ствол я успел перехватить, так он меня отоварил какой-то палицей. В натуре. Я – в отключ, он бы меня дочмокал, если бы не Горди… Если б не товарищ мой.

– Я тебе, старлей, точно не товарищ, а так, попутчица. Так что доверяй, но проверяй, – ее миндалевидные глаза чуть сузились, словно Кетер прицеливалась или улыбалась.

– Да, одноименная программа у меня больше доверия вызывала. Собственно она и сказала: «Слово Кетер. Рискни поверить.» Попутчица, а у вас парень есть? В смысле, бой-френд.

– Есть, а как же. Боровичок тестостероновый и биржевой ковбой по совместительству.

Её рука прицепила минидетектор над его бровью, немного пригладила ему волосы.

– Я так понял, Кетер, что бой, который френд, не просто голый боровичок, а еще и богатенький, пальцы веером и всё в шоколаде. И что вас тогда не устраивает?

– Всё устраивает, я здесь не из-за несчастной любви, – торопливо сказала она и закрепила на карман Знаменского что-то напоминающие газыри. – Это маскиратор. Плесневая дрянь, которая паразитирует на дураках, использует свою систему сигнализации и умеет вычислять «посторонних». Маскиратор будет сбивать ее с толка. А теперь двинулись, морпех, надо понять, что там в центре живого вихря.

– Давайте, я за руль.

– Скоро уже приедем, а дальше пешком, машина нас демаскирует. Оружие – скрытое ношение. Что у тебя есть?

– Два пистолета, три и пять патронов.

– Выбрось. Бесшумная «Беретта» со сдвоенным магазином на 70 беспатронных зарядов устраивает? А у меня будет другое оружие.

Минут через двадцать она остановилась и достала из багажника что-то напоминающее небольшой миноискатель или даже портативный пылесос.

– Кетер, я видел такой у одного мертвого турка. Всё думал, зачем ему пылесос? Я еще понимаю кофейник.

– Чудак, это биозонд вместе с нанолабораторией; ДНК-чипы позволяют почти мгновенно распознать структуру образца, например, произвести его секвенирование и генотипирование. И что интересно – тут же реплицировать и рекомбинировать его наследственный материал. Дорогая, кстати, штучка.

Из хорошей машины – да в грязную канаву. Система наблюдения, включающая многоканальную камеру дрона, показывала странную картину распределения мицелия – в виде концентрических кругов или даже витков спирали, что напоминало самоподдерживающийся вихрь-ревербератор.

Знаменский и Кетер направились к центру спирали, с трудом вытягивая ноги из липкой грязи.

Они выбрались из канавы, когда путь перегородил свалившийся в неё грузовик, впрочем до площади было уже рукой подать. На ней стояло, если точнее пребывало в кататоническом ступоре несколько тысяч людей, которые, впрочем, твердо сжимали в руках палки, рогатины и другие неолитические виды оружия. «Дополненная реальность» показывала у всех присутствующих «гривы», колышущиеся в такт какому-то ритму – мицелий в виде длинной белой волосни от затылка до кобчика.

От площади начиналась улица, очевидно игравшая роль местной «Золотой мили». Поскольку здесь отоваривались местные важняки, их жены и любовницы, то была наведена красота в виде розовой плитки на пешеходной полосе и фонтанчиков, сделанных под хрустальные фужеры. Многие здания смахивали на елочные игрушки, с блестящими или прозрачными поверхностями, некоторые своими округлыми фасадами и яркими красками напоминали марципановые фигуры. Только сейчас на всём была печать быстрого неестественного износа и даже преднамеренного разрушения. Словно бы перфорированные стены, треснувшие окна, будто изъеденные и отсыревшие стены, в бурых пятнах и во вздутиях. Автомобили, вполне приличные тачки от тридцати штук «зелеными» и выше, оказались вдруг проржавевшими и даже сыпались рыжей трухой.