Сара Смит: Когда налетает алая буря, или История того, как благовоспитанная девушка постигает свою ПРИРОДУ

- Нет. Я часто вижу на воде такой свет.

- Но это не всякому дано.

- Значит, я ничего не вижу.

Возле его тарелки лежал фруктовый ножичек. Он взял его и располосовал себе ладонь. Когда потекла кровь, он сложил руку в горсть и поднес ее к моим губам.

- Кровь - это маленькое море, маленькое красное море, вода, над которой мне больше всего нравится властвовать. Я помешиваю ее, мисс Вентворт, я пью ее, я живу. - Он обмакнул палец правой руки в кровь, а потом прижал его к вене на моей руке. - Я понимаю ее вкус, я могу заставить ее течь приливной волной. Мисс Вентворт, я могу заставить ваше сердце биться, пока вы не закричите, чтобы я перестал. Хотите понимать кровь, хотите попробовать кровь, хотите наполнить ею рот - солоноватой, сладкой, невыносимой кровью? Хотите власти, которую дает кровь? Ну, конечно, хотите. Страстно хотите.

Он взял меня за запястье, он притянул меня к себе. Он смотрел на меня своим настойчивым взглядом дикого зверя и ждал, держа в горсти свою кровь. Я знала, что еще могу вырваться от него и вернуться к тете Милдред и Лэтропам. Они ведь понятия не имеют ни о том, что я уходила, ни о чудовищных вещах, которые мне нашептывались. Я смогу сесть между ними, прихлебывать чай и слушать оркестр до скончания моих дней. И для меня не будет никаких вампиров.

Кровь, запекшаяся по краям ладони, все еще текла и текла из пореза. Она была ярко-ярко-алой. Я нагнулась и прикоснулась языком к ранке. Кровь была солоноватой, близкой-близкой, крепкой, и вкус ее был вкусом моего желания.

Белая яхта была отделана роскошно. Салон, несколько кают. Мы вышли далеко в море. Граф Зохари для соблюдения приличий пригласил Лэтропов и мою тетю. На палубе мистер Лэтроп, веснушчатый, в белом костюме, забрасывал блесну на пеламиду и беседовал с графом Зохари. Я слышала "Витте", "Сахалин", "репарации". Вечером предстояла важная встреча полномочных представителей. Тетя Милдред и миссис Лэтроп сплетничали и играли в вист, а вышивальная игла Люсиллы Лэтроп усердно мелькала над кремово-белыми ярдами канвы. Я принялась было за новое ришелье, но отложила его и стояла на носу, ощущая в своем теле морскую зыбь, длинные медлительные волны. В конечном счете я полагала, что граф Зохари просто соблазнит меня, но мне было все равно. Я глотнула его крови, теперь он выпьет мою.

Под тентом матросы сервировали обед, захваченный из отеля. Устрицы "Рокфеллер", грибной суп-пюре с булочками "паркер-хаус", жареная лососина, заячье рагу, перечные клецки, тоненькие засахаренные морковки, кукурузные початки, огуречный салат и бостонский латук, летняя тыква. На десерт миндальные пирожные, кремовый кофейный торт и мороженое нескольких сортов. И вино, а к десерту коньяк и черная бутылка шампанского. Я поковыряла шпинат на моих устрицах, но вино пила с жадностью. В послеобеденной тиши яхта чуть покачивалась на спокойной воде, Матросы спустились в кубрик.

Первым уснул мистер Лэтроп, прикрыв носовым платком багровое лицо; затем Люсилла Лэтроп начала негромко похрапывать в шезлонге под тентом со сбившейся в ком вышивкой на коленях. Удочка мистера Лэтропа свисала из его безжизненной руки. Я смотала леску и положила удочку на палубу; в дневной тиши гудение лески казалось даже громче шума теперь молчащих машин. Карты тети Милдред легли к ней на колени. Глаз она не закрыла, но когда я встала перед ней, она словно бы смотрела сквозь меня. Только миссис Лэтроп все еще медленно раскладывала свои карты на зеленой бязи столика между ней и моей тетей, будто гадая.

- Миссис Лэтроп?

Она на мгновение подняла глаза, точно две изюмины на мучнистом лице, кивнула мне и продолжала раскладывать карты.

- Они ели и пили, - сказал граф Зохари, подходя ко мне, - и утомились.

Яхту приподняло волной, голова тети Милдред дернулась вбок, и тетя обмякла, свесилась с ручки кресла, будто покойница. Я чуть не закричала, чуть не упала. Граф Зохари подхватил меня и прижал ладонь к моему рту.

- Если вы закричите, то разбудите их.

Крепко сжимая мою руку, он повел меня вниз по трапу и дальше по узкому коридору. С одной стороны за открытой дверью камбуза спал кок, опустив голову на колени. Рядом с ним, растянувшись на полу, спал красивый матрос. Больше я никого там не увидела.

Каюта владельца находилась на носу - такая белая в дневную жару. Кровать была расстелена, белея простынями. В каюте пахло лимонным маслом, легкой пряностью океана.

- Простыни, - сказал он. - Видите?

Я опустилась на кровать, колени меня не держали. До последней секунды я не знала, как мое тело будет бороться со мной. Я хотела не быть тут, хотела узнать будущее, которое должно было вот-вот наступить, хотела, чтобы оно уже произошло, и чтобы оно происходило сейчас, в этот миг. Я услышала щелчок задвижки, и вот он рядом со мной, расстегивает пуговки на моем горле. Было так тихо, так тихо. Я не могла дышать. Он нагнулся и коснулся языком ямочки у моего горла, а потом я ощутила его зубы, его лакающий язык и похлюпывание, когда он начал питаться.